Она наблюдала за маленькой спящей девочкой – столько угрозы остановлено парой капель из зеленого пузырька! – и гадала, что же скрывалось в лабиринте ее воспоминаний. Верно ли ее мрачное предположение, что все это время Эллен были просто марионетками? Это едва ли казалось возможным. Но Сарай уже не могла вернуться к своей старой, комфортной вере в их любовь. Не после того, что она видела во сне.
Она знала, что с яслями и Резней еще не покончено, и ей придется вернуться, продолжать возвращаться, пока она не найдет способ внести изменение – помочь Минье и создать будущее, ради них всех. Но сейчас она не готова. Ей нужен отдых от кошмаров, да и Минье он не помешает. Вдруг люлька позволит ей успокоить свой разум и разорвать жуткую петлю? Сарай не знала, но очень радовалась, что теперь это вопрос не первой важности. У них есть время. Хоть что-то.
* * *
С тех пор как Лазло попал сюда, ему казалось, будто мезартиум задержал дыхание в ожидании, когда на него заявят права, чтобы заявить о собственных. С ними столько всего произошло – райского, адского и чего-то среднего, – что у него попросту не хватало времени сосредоточиться, но теперь юноша с нетерпением жаждал полностью посвятить себя металлу.
Они отправились к руке «декстер» – он, Ферал, Руби и Спэрроу, – и Ферал повторил то же, что уже говорил Лазло раньше: что когда-то двери реагировали на прикосновение.
Лазло уперся руками в стену. Его мгновенно охватило чувство глубинной связи. Цитадель – это нечто большее, чем просто гигантская статуя. Это сеть систем, заданных богом и перешедших в спящий режим после его смерти. Но ради Лазло они готовы очнуться.
Энергия пошла волной и пробудилась.
Она поглощала его в то же время, как он поглощал ее. С виду ничего не поменялось, но не на фундаментальном уровне: металл, его характерные признаки, его сущность – все это перешло в новое состояние. То, что когда-то принадлежало Скатису, теперь перешло во владения Лазло. Раньше он убеждал себя, что вся эта просторная чужеродная цитадель просто не может принадлежать ему, но это случилось, и все обернулось более глубинным и странным: металл не просто принадлежал Лазло. Он стал им, частью него, настолько, что казался чуть ли не живым.
Юноша ощутил, что его восприятие выходит наружу. Волны энергии походили на живописный музыкальный стан, переплетаясь друг с другом, уплотняясь от собранной информации и приказов. В них читался целый язык, но такому не научишь и не объяснишь. Лазло знал, каково изучать новые языки. Это тяжкий труд. Но не в данном случае. Язык просто проник в его разум бессловесным путем, который можно описать лишь одним словом: магия.