Они были мужем и женой, ботаником и механиком, которые придумали шелковые сани, – хитрый аппарат, парящий на газе увядших цветов улолы, – но прошлым утром покинули город почти со всеми членами делегации Богоубийцы.
– Ну, не могу сказать, что жалею о возвращении, – ответила Солзерин.
Не подумайте, их не смущали суровые условия Энет-Сарры. Пара была родом с бесплодных земель Танагости, так что их не напугать жизнью в палатке. А вот коллеги-фаранджи утомляли. Их недовольство и споры отравляли сам воздух. Солзерин полагала, что остальные переносили бы опасность и неудобства с большей стойкостью, если бы до сих пор верили, что в конечном итоге «несметная награда» Богоубийцы достанется им. Но эти люди привыкли к фактам и цифрам, а поскольку проблему Плача вряд ли уже решить мирскими средствами, они озлобились от своей внезапной бесполезности. Словом «противоестественно» кидались, как горячей картошкой, а милый, честный Лазло Стрэндж превратился в дьявольского гения, обдурившего всех.
– Думаешь, тут безопасно оставаться? – спросил Озвин, потирая лысеющую макушку. Их сопровождающий очень расплывчато описал ситуацию в городе, но никто, похоже, не паниковал, а это уже неплохо.
– Для некоторых будет безопаснее, если мы останемся здесь. Меньше вероятность, что я пойду на убийство, – ответила Солзерин.
– Что ж, значит, решено. Убийства – та еще тягомотина. Надо разбираться с телами, заполнять кучу документов и все такое.
Солзерин подняла бровь:
– Документы на убийство?
– Для всего есть документы. Ну что, вернемся в нашу старую комнату, миледи?
И так они перебрались в Ратушу торговцев, где их встретил Тион Ниро, распрягающий осла. Выглядел он весьма потрепанным, безупречная одежда помялась и испачкалась в пыли, золотые кудри спутались.
– О, – удивился Тион, заметив старых знакомых, и приятно улыбнулся. – Вы вернулись.
Пару секунд естествоиспытатели могли только пялиться. Казалось, это уже совсем не тот юноша, с которым они путешествовали через Эльмуталет – прежний Тион ни за какие коврижки не прикоснулся бы к ослу, не надел бы грязную рубашку и не улыбался искренне. Его улыбки были кислыми, словно их замариновали в уксусе, чтобы впоследствии выложить в качестве гарнира на искусно устроенном лице. Эта же улыбка была кривоватой, развязной и порожденной смехом. Он был не один. Рядом стоял юный тизерканец, Руза, с тяжелой черной сковородкой в руках; из уголка его рта, как собачий язык, торчал ломтик бекона. Это тоже выглядело странно. Не язык-бекон – это в стиле Рузы. Воин был другом Лазло, а между ним и Тионом никогда не было добрых чувств.