Минья взглянула на свои руки, и все оказалось даже хуже, чем она полагала. Серый уже стал насыщенным и начал теплеть до смуглого оттенка. Весь воздух вышел из легких. Она встретилась со взглядом Сарай и увидела в нем свирепую, грустную смелость.
– Что мы можем сделать? – спросила Минья.
Девушка покачала головой, пытаясь сдержать накатившие слезы. Она тоже видела, что Минья постепенно становится смуглой, но был и еще один признак – похуже и ощущаемый только ею. Она уже чувствовала, как холод развоплощения просачивается сквозь эфир, чтобы забрать ее. Осталось недолго.
– Послушай меня, Минья. Что бы ты ни делала, обещай мне, что найдешь Лазло. Ты должна спасти его от той женщины.
Глаза девочки расширились, ноздри раздулись. Гнев прогнал весь смиренный, нежеланный страх, и она наслаждалась этим. Выпрямившись во весь свой рост, она ответила старой доброй вредностью:
– Сама его спасай.
А затем развернулась на пятках, направилась к Эрил-Фейну, которого мечтала убить всю свою жизнь, и заговорила с ним. Со сцепленными зубами, но все же заговорила. Девочка сказала:
– Насколько я помню, у вас тут где-то припрятаны летающие машины?
54. Действительно, кавардак
Лазло перестал бороться. Длинные волосы закрывали лицо. Ноги покрылись синяками и болели от попыток освободить их из металла, но в конце концов он сдался. Сколько прошло времени? Час? Кто знает. Сколько потребовалось Минье, чтобы потускнеть в прошлый раз? Если не столько же, то очень близко к тому. Возможно, Сарай уже исчезла.
Внутри него разверзлась пустота.
Всю прошлую ночь, на созданной им поляне, в кровати, сотворенной специально для богини снов, они погружались и выныривали из сновидений, словно волны, облизывающие мягкий белый песок. В обоих состояниях – во сне и бодрствовании – они были вместе.
– Я хочу кое-что попробовать, – застенчиво сказала Сарай, легонько прикусив зубками спелую нижнюю губу. Дымчатое платье испарялось на ней подобно утреннему туману, изгнанному солнцем.
– И я, – хрипло ответил Лазло, его голос поднимался из глубоких недр тела.
– Ты первый скажи, – уговаривала девушка, отчасти кокетничая, отчасти дурачась, – а потом я.
– Нет, ты первая, – возразил он.
И тогда она поведала ему свою идею: что, поскольку она… жива по-другому – как они называли ее призрачное состояние («мертва» его и близко не описывало) – и не может испытывать новые ощущения, Лазло будет делиться своими. Иными словами: пока они бодрствуют, в его обязанности входит открывать новые виды удовольствия за них двоих, а затем, пока они спят, передавать их ей посредством щедрого медиума сновидений.