— Тьфу! — прокашлял голос из кабинета. — Ром и сладкая мадера, и это ты пьёшь вместе? Тьфу! Помрёшь ты от опухоли печени, подлец.
— Лекарство… — попробовал оправдаться Фаре де Симон.
— Ладно. Пусть будет лекарство. Мне жить, тебе умирать. Я, собственно, приехал к тебе не охи твои слушать и не соболезновать. Я приехал к тебе, чтобы через год ты вытряс из этой страны четыреста фунтов золота!
Фаре де Симон икнул. Но сдержался повторить икание и придушенно проговорил:
— Но с этой страны нашим кагалом определено собирать только по двести фунтов золота. И этот вес еле набирается! Откуда же мне то золото вынуть, чтобы удвоить приход, господин?
— При Петре Первом, императоре этой гнилой империи, князь Гагарин вывез из Сибири более тысячи фунтов золота, так что не ври мне про отсутствие жёлтого металла…
— Но князь Гагарин в Сибири рыл могильные курганы, тем и озолотился! И тем же царём Петром повешен… без головы! Нету теперь в Сибири тех курганов, нету там золота!
В кабинете резко скрипнуло кресло. Послышались шаги. Бархатный занавес, что прикрывал дверь, чутка отошёл в сторону.
— Мы заказали в Англии пятьдесят купеческих судов, двухмачтовых, да в Голландии столько же. Да в Америку послали мастеров добрых, чтобы и там строили нам купеческие корабли. Скоро начнётся великая торговая война. И тот, кто владеет кораблями, тот будет владеть миром. — Штора упала, теперь заскрипел засов потайной двери. Тот, страшный человек, господин Халлер, снова откашлялся. Собрался уходить по чёрной лестнице, но договорил мысль:
— Мы строим корабли в кредит. Заплачена нами уже треть суммы. Ещё треть денег я требую с тебя. Вот такой я негоциант.
— Обожди уходить! — закричал в голос, сквозь разбитую челюсть Фаре де Симон. — Дай мне хоть совет, где мне искать это золото!
Там, в кабинете, человек перестал скрипеть потайным затвором двери, ведущей на чёрное крыльцо дома Фаре де Симона. Выругался пастушьими словами своего пастушьего языка, прошипел:
— У людей, где же ещё? Тебя же учили, каторжанин, что деньги бывают только у людей…
Иезуит почуял, как у него перестало биться сердце. Он кинулся к кабинетной шторе, запутался в ней, закричал:
— Но мне не найти таких людей с такими деньгами!
— Да ты об них каждый день спотыкаешься!
— Об деньги?
— Об людей, порка мадонна миа!
Вот, пошла уже итальянская ругань. Не надо бы так сильно злить барона Халлера, но ведь приходится.
— Не носят здесь люди деньги…
— Врёшь, носят!
Там, в потайной комнате, человек, простывший до соплей в Петербургском климате, снова заскрипел креслом. Фаре де Симон вытер лоб подвернувшейся тряпкой, не заметив, что это была его окровавленная рубашка. По лицу его, наискось, пролегла полоса своей же крови.