Если Юлиус Миташ, внебрачный сын мамаши Пагачовой, и верил, что кровь его наполовину немецкая, то лишь до некоторого времени. Наслушавшись сплетен от родителей, зловредные ровесники, дружно ненавидевшие избалованного и хитрого Юлека, вечно дразнили его подозрительным происхождением. Тогда он, нимало не жалея мать, вырвал у нее тайну. Впрочем, признание ее отнюдь не потрясло семнадцатилетнего Юлека. Напротив, он обрадовался тому, что немытый жалкий пьянчужка, которого он считал своим отцом и которого всячески третировал, совершенно чужой ему человек. Тогда Юлек уже заканчивал учение у парикмахера. Дома появлялся только по воскресеньям, да и столь краткие визиты пасынка заставляли старого Пагача держаться подальше от дома. Вылезал он из своей берлоги в хлеву, когда обожаемый матерью и весьма изобретательный по части мучительства ближних Юлек убирался в город.
Преимущества текущей в его жилах немецкой крови Юлек оценил позднее. В начале войны в витринах жаловских лавок стали появляться надписи: «Чешское, арийское предприятие». Тогдашний хозяин Юлека не мог выставить в своей витрине такого объявления. Хозяин не был арийцем.
Сообразительный молодой человек тотчас оценил свои возможности. Он вступил в фашистскую организацию «Вымпел» и начал усердно поставлять в выходящий под тем же названием листок не больно-то грамотные статейки о загребущем еврейском хозяине. В герое этих статеек старый парикмахер узнал бы себя, читай он эту газетенку.
Впрочем, бурная аризаторская деятельность Юлека некоторое время не приносила плодов. Его хозяин продержался дольше других евреев в городе — благодаря тому, что его фамилия была в конце алфавитного списка. Он почти не выходил из своей квартиры, и Юлек стал полным хозяином заведения еще задолго до того, как старый хозяин навсегда распростился со своим достоянием. Аризатором Юлек сделался без больших хлопот. Прижитый в Вене сынок мамаши Пагачовой стал хозяином городской парикмахерской. Когда ввели карточную систему, он быстро научился зарабатывать левыми махинациями.
Юлек занял просторную квартиру бывшего хозяина и мог позволить себе содержать смазливую барышню.
Он весьма ценил свое новое, словно небесами дарованное, положение. Уважал и великогерманские порядки. Так он счастливо дожил до сорок третьего года, когда объявился еще один претендент на парикмахерскую, имеющий больше заслуг перед жаловскими нацистами. И начал точить зуб на Юлеково предприятие.
Тут-то Юлек и вспомнил про свою немецкую кровь. В единственном жаловском кафе, которое в те времена посещали только немецкие офицеры, чиновники администрации да коллаборационисты, он подробно обсудил свои дела с одним более чем корыстолюбивым приятелем-нацистом.