Такое настроение и серьезная размолвка с мамой, невыносимо затянувшаяся после той истории, необычная тишина дома нет-нет да и возвращали мысли отца к временам, когда за стол садились трое детей, а кормить их было нечем. Но сейчас он как-то сник, замкнулся.
Я тогда уже учился в техникуме, а отец лишь головой качал над моими отметками. Оценка моих полугодовых успехов ставила под угрозу всю дальнейшую учебу.
— Учись, сынок, — сказал отец, — чтоб не пришлось целую жизнь надрываться как лошадь.
Он сказал это мудро и печально.
Меня в то время мучили какие-то жестокие любовные переживания. Кроме того, вставали в памяти трактирные «художества» отца. Тишь да гладь дома тянулись почти два года. Мама, видимо, оставила мысль о разводе, но к отцу с тех пор относилась с какой-то брезгливой холодностью. И все это действовало мне на нервы. Я был в том возрасте, когда на провинности родителей реагируют очень остро.
— Умно говорить может каждый, — сказал я с безотчетной жестокостью молодости. — Но не многие умеют жить по-умному.
Когда-то за подобное нравоучение я схлопотал бы оглушительный подзатыльник. Но отец был уже не тот. Он аккуратно сложил мой табель и неуверенно пожал плечами.
Покончить с семейной «благодатью» помогла шахта.
Отца на старости лет завалило. Вернее, затопило. Отец был слишком опытным шахтером, чтобы дать себя завалить. Но что касается волнений и страхов, которые мы с мамой пережили, нам было все едино: что завалило, что затопило…
В нашу дверь позвонил какой-то парнишка, забойщик с Болденки, и безо всякого предисловия выпалил, что нашего отца завалило. Не каждого забойщика можно считать настоящим забойщиком, проработай он в шахте хоть сто лет. У парня были неточные сведения.
Случилось же вот что: отец с напарником наткнулись при проходке подготовительного штрека на подземное озерцо, которое ни на одной карте шахтного поля обозначено не было. Они пробивали штрек пикой отбойного молотка, каждую минуту ожидая, что наткнутся на старые выработки и получат сигнал начать отработку целика. И вдруг, прорвав тонкую стенку угля, хлынула вода, заливая штрек.
Сбитый с ног напарник инстинктивно поплыл. Это был сильный, молодой парень, он понимал, что жизнь его висит на волоске. Ему удалось выбраться. Израненный, полуживой, он через силу выдавил: «…там остался… товарищ…»
Отец, не умеющий плавать, тут же сообразил, что против воды бессилен. Он никогда не плавал и воды боялся. Вскарабкавшись на вентиляционную трубу, он вцепился в нее руками-ногами и, как говорится, стал ждать у моря погоды.