— Наплевать, все верно. Ты говоришь о том, чего не знаешь.
— Я скучаю по своей семье. Ты отнял у меня свободу. Я мертвая без них!
Наверное, я перегнула палку и меня сгребли за шкирку так, что я теперь болталась на вытянутой руке Аднана.
— Нет, ты живая и ужасно глупая. Дети рано или поздно покидают своих родителей, а родители отправляются к Аллаху и покидают своих детей. Ты злишь меня сейчас просто так. А мне совсем не хочется тебя наказывать и показывать, где твое место и что пока что ты очень даже живая.
— Что может быть еще хуже?
Он вдруг стиснул мои скулы с такой силой, что у меня выступили слезы.
— Например остаться без языка, Альшита.
И разжал пальцы. А я грузно упала рядом с псом. Снова упрямо набрала мазь пальцами.
— Не трогай — он же руку тебе отгрызет.
Я передернула плечами, игнорируя голос Аднана и смазала раны пса. Потом погладила его между ушами. Провела ладонью по широкой морде, почесала с обеих боков мощную шею. Пес от наслаждения вывалил язык и закатил глаза.
— Яяяя алла, Анмар, ты серьезно? Только потому что она женщина?
Я отняла руку, и пес ткнулся в нее носом, подсунул под нее мощную голову. Хвост Анмара метался из стороны в сторону поднимая в воздух облака песка.
— Дааа, вот так, — я сама не поняла, как улыбаюсь и чешу пса уже обеими руками, — нравится, да? А здесь? И здесь? Хороший мальчик.
Подняла голову и посмотрела на Аднана — тут же вздрогнула. Широко расставив ноги и сложив руки на груди, он смотрел на меня. И в его взгляде… я не знаю, что в нем было. Но именно так он на меня еще ни разу не смотрел. Взгляд впервые смягчился и глаза стали очень светлыми.
— Забавно, мой самый свирепый пес ест с ладошки моей вещи. Иди в палатку, Альшита. Этой ночью мы все еще остаемся здесь. Выезжать будем завтра.
Потом добавил.
— Тебе принесут обед и еще одну порцию воды. Анмара покормят отдельно. Меня не будет, но тебя будут стеречь ты можешь не бояться.
Если тебя не будет мне больше некого бояться. Когда он ушел мы с псом перебрались в палатку, и я наконец-то спокойно уснула.
* * *
Ночью я сбежала. Да, я понимаю, что это глупо, что это идиотский до абсурда поступок, но я дошла до последней стадии отчаяния. Меня накрыло каким-то паническим понимаем необратимости, пониманием, что это конец и какой-то призрачной надеждой на спасение. Мне казалось, что если я не попробую бороться за свою свободу, то действительно перестану быть человеком. Даже дикое животное не мириться с участью сидеть на цепи, а я должна попытаться. Ибн Кадир забыл в палатке нож или он выпал, когда он одевался, но мне удалось перерезать веревку и снять петлю с шеи. Пса рядом не оказалось видимо он ушел еще ночью то ли зализывать раны, то ли туда, где было его место и кормежка.