— Вот тебе и ничто. Есть же страх!
— Кьеркегор говорит, что если вдумаешься в страх, проанализируешь, окажется ничто.
— А участковый?
— Не дури со своим участковым. До него еще далеко.
— Значит, проживем?
— Конечно, проживем.
— Я рада, что вы такие веселые. Пока вы и Людка в самом большом порядочке из всех. А остальные какие-то нервные, чокнутые. Как я вам завидую, вы уже все прошли, а вот что со мной будет?
— Ничего. Лежи, мы еще к тебе придем (хохочут).
* * *
— Ну, вот, Неечка, такие дела.
— Что — очень плохо было? Кошмар?
— Ужасно. Не хочется жить. Решил уехать. Уезжаю и никаких собраний. Все. Меня нет. Не желаю.
— А я как же?
— Лежать.
— Лежать — это понятно. Но, строго говоря, какой толк в лежании?
— Толк такой, что нужно определить сверхзадачу в создавшемся положении. Сверхзадача, по-моему, одна: остаться. Конечно, не ценой потери личности и не ценой подлости. Чем больше ты выиграешь время, тем легче осуществить сверхзадачу.
— А верно ли ставить такую сверхзадачу?
— Безусловно, верно. Видимо, двадцать лет даром не проходят, вырабатывается привычка. Есть она и у тебя. И у всех нас. Никто ведь раньше — ни X., ни Y., ни Z. и ни ты не подали заявление. Что же сейчас изменилось?
— Так то заявление подавать, делать акцию. А тут тебя турят, говори спасибо и привет.
— Нет, Неечка, тут ты заблуждаешься. Привычка есть привычка, и ты ее тоже не чужда — все-таки больше двадцати лет что-нибудь да значат. Я, например, прямо тебе скажу — мне было бы худо. Я ставлю себя на это место и легко мог бы на нем оказаться, как ты понимаешь, и вот мне было бы худо. Я бы осуществлял сверхзадачу, о которой мы говорим.
— Ну, а в чем худо? Что конкретно?
— А вот то, что я бы чувствовал себя изгоем. Мне было бы неприятно ходить в театр. В ВТО, скажем, я бы не зашел выпить коньячку, а я туда очень люблю заходить.
— Ну, это уж бред, мне кажется. Вот X. был в ВТО, говорит, его все целовали. Так неужели бы тебя не стали целовать? Сейчас ведь не 49 год, все умные стали.
— X. сейчас так думает, а я на него смотрю с тревогой. Ему очень большие трудности предстоят. Тем более, что ему не миновать возвращения в ряды рано или поздно. Как и остальным. Это дело мертвое. А почему бы не зашел в ВТО, потому что я знаю, что, скажем, Эскин встретил бы меня прекрасно, но если бы в эту минуту в кабинет вошел Царев и увидел нас вместе, ему потом было бы неприятно. Вот потому бы и не зашел.
— Ну, неужели нельзя тогда плюнуть на ВТО? Разве бы в «Современнике» тебя встретили не так, как всегда встречают? Олег Ефремов или Табаков?