— Поскорей бы, — мечтательно вздохнул принц, топчась перед дверью в свою комнату.
— Не терпится оказаться в тюрьме? — изумилась я.
Радильярское высочество хихикнуло и шепотком поделилось:
— Очень хочется посмотреть, какой третий ключ будет. Любопытно!
— Почувствовал вкус к приключениям, Филя? — снова удивилась я.
— Я… мне нравится, что я могу сделать нечто такое, что никому другому не под силу. Я больше не парадная статуя, которую отцу так удобно выставлять, предъявляя всех сыновей толпе. Может, я слабый и не храбрый, но я принадлежу самому себе и собой являюсь. Когда смотрят на меня, теперь видят именно меня, а не младшего неудачного принца Радильяра. Мне еще поэтому так нравится новое имя. Оно на старое не похоже.
Вывалив на меня весь этот сумбур, Фиилор прижмурился, наверное, ожидая вала негодования, мол, как это ты посмел усомниться в своем предназначении — следовать воле короля Радильяра ради процветания родины?! Или, быть может, парень жаждал одобрения? Дескать, правильно, Филька, шли всех лесом и решай сам за себя, как взрослый пацан! Но я не оправдала надежд, только сказала:
— Как бы жизнь ни повернулась и куда бы тебя ни забросила, для нас ты точно навсегда будешь Филей.
— Спасибо, — заулыбался принц и таки ухромал спать.
Я тоже ушла, не дожидаясь результатов попойки. Утром расскажут, если проспаться успеют.
Рассказали. Ближе к обеду, потому как проникновенная беседа паломников и стражей, сдобренная пивом, а затем и другими, более горячительными напитками, длилась пусть не до утра, но до глубокой ночи точно.
Но стражникам врученный задаток вкупе с намеком на его утроение жег карман больше, чем похмельный синдром — горящие трубы. Они заявились в трактир уже поутру и пригласили к кандальне Шерифа. Нашего жреца в переговорщики выбрали как самого представительного и располагающего к беседе с властями предержащими.
Комендант тюрьмы любил поспать. Решать с ним дела следовало не раньше завтрака. Поэтому наш жрец, провожаемый предупредительными (как только могут быть предупредительны жаждущие благодарностей в звонкой монете люди) стражами, был препровожден к лирту Бегмору часиков в одиннадцать. Первое лицо кандальни как раз успевало утолить голод к той поре и пребывало в благодушном настроении.
Шериф озвучил коменданту нашу легенду о благой идее, которая втемяшилась в головки парочки молодых паломниц, находящихся на его попечении. Вместе с лиртом Бегмором повздыхал о странностях женской логики и предложил скромную плату за помощь в организации экскурсии по кандальне. Даже не обязательно с посещением какого-нибудь не очень опасного заключенного. Это уж как левая пятка паломниц пожелает. То есть, конечно, речь шла не о пятках, а о душевных порывах беременных глупышек, но комендант все понял верно. А пузатый мешочек примирил его с необходимостью немножко нарушить правила. Впрочем, они и так частенько нарушались. Сейчас же не требовалось ничего передавать заключенным, а на наличие нескольких гостей в кандальне лирт Бегмор был готов закрыть глаза. И вообще, молитвы Первоотцу — дело благое, ему за помощь, может, зачтется где-нибудь, когда-нибудь там… наверху.