— Помирать с верой в лучшее приятнее, — наставительно объяснил болтун.
— Это с какой стороны смотреть. С верой в лучшее или с обманутыми надеждами — все зависит от того, сколько времени отведено на процесс умирания, — пожала я плечами, не желая нести дополнительный груз чужих надежд, тем паче надежд, вполне способных оказаться несбыточными.
— Чего ж ты такая добрая, лапуля?! — проворчал трепач.
— Не я такая, жизнь такая! А уж Смерть, можешь мне поверить, вообще такая добрая, что порой плакать хочется.
Снова передернув плечами при упоминании Последнего Гостя, Керт решительно приложил руку к камню с треугольниками, выбитыми едва заметными линиями. Кажется, щитовик торопился действовать, пока я не ляпнула еще что-нибудь «жизнеутверждающее и веселое».
А я могу! Даже просить не надо! Оно само говорится. Вот такая вот зараза. Это все Смерть — и персонификация, и само событие, по совокупности они меня испортили окончательно. Нет, беленькой пушистенькой я и раньше, конечно, не была, а теперь и вовсе цинично-практичный ужас на тонких ножках. М-да, кстати, снова о насущном: с кормлением организма надо что-то решать, пока по ошибке за тощего цыпленка не приняли и на диетический бульон не отправили.
Пока рассуждала о вреде нелечебного голодания для тельца Кимеи, на месте стены с треугольниками возникло темное завихрение, как водоворот в непогожий денек на реке. Кирт дернулся было рукой изобразить знак Первоотца, но вовремя опомнился. Кто его знает, как лабиринт Ольрэна на символ другого бога среагирует? А ну как молнией? Вместо выписывания в воздухе символа щита с мечом рука потянулась и сжала ладонь родича, тот до хруста стиснул мою вспотевшую и холодную, как лягушонок, ладошку. Свободной конечностью я, как-то само собой получилось, уцепилась за пояс Керта. Так, дружным детсадовским хороводом, мы шагнули в портал-водоворот. Подсознательно я ожидала непроглядного мрака и холода, но ничего подобного не случилось.
Мы перенеслись в просторный высокий коридор. Камень казался монолитом и испускал рассеянный золотистый свет. Вокруг было совершенно пусто. Ни окон, ни дверей, ни предметов, ни живых существ, кроме нас троих. Даже пыли и мусора, хоть какого завалящего фантика, косточки или огрызка, не наблюдалось. Впрочем, отсутствие косточек немножко обнадеживало. Почему немножко? Тут ведь два варианта: либо выход все-таки есть, либо здесь водится кто-то, съедающий гостей с костями.
Гладкий коридор уходил вдаль. Пространство впереди терялось в рассеянном свете, пространство позади поступало аналогичным образом, наглядно иллюстрируя словосочетание «путь из ниоткуда в никуда». Для полного соответствия когда-то услышанной печальной японской мудрости о смысле жизни, гласящей, что наша жизнь — это дорога под дождем из ниоткуда в никуда, не хватало только осадков. Их, по счастью, архитектор местного безобразия добавить не додумался. То ли не сообразил, как технически осуществить процесс с водоотведением, то ли не был поклонником философии Страны восходящего солнца.