– Конечно. Сейчас, правда, меньше. Тео (я зову отца Тео, его все так зовут) видит, что я не буду таким, как он. Но всё равно… Всё равно он говорит, что должен дать мне профессию. Что дальше я – как захочу. Но он должен быть уверен, что я хоть что-то умею.
Мы пришли; вот Матрос и дома. Но мне почему-то совсем не хочется расставаться с ним. Первый раз мне так нравится слушать человека. И ему, похоже, тоже интересно слушать меня.
– Слушай, – говорит он. – А пойдём к моему соседу? Тебя вообще ждут дома или как?
– Нет, я могу в любое время прийти. Сегодня день рожденья нашего фокусника, я его терпеть не могу. А Тео там, с ними. Так что я свободен.
– Тогда пойдём к Абрахаму! Он такой, знаешь… Он удивительный.
* * *
Сосед Матроса Абрахам Суббота – великий учёный. Это сразу ясно, как только заходишь к нему в комнату. Вернее, это и комнатой назвать трудно – такое нагромождение склянок, металлических штук, сундуков, старинных книг и непонятных приборов. Мы продираемся мимо этого хлама и не сразу находим в углу самого Абрахама Субботу. У него длинные седые волосы и борода, как у волшебника. И очки. Колоритный тип, ничего не скажешь.
– Здравствуй, Абрахам, – говорит Матрос громко (учёный глуховат), – это Доминик, познакомься.
Мне странно, что они на «ты». Но я ведь тоже на «ты» с клоуном Бартоломео и даже с Аристотелем, а он ещё старше.
– Доминик? – спрашивает Абрахам. – Откуда ты?
– Из цирка, – пожимаю я плечами. Это не совсем честно: всё-таки я не цирковой, если по-настоящему. Но как ещё ответить на такой вопрос?
– Из цирка? – удивляется Абрахам. – А кто твои родители?
Даже обидно. Как будто в школе. Или в полиции: отец Петера забирал меня пару раз и задавал мне такие же идиотские вопросы. Хотя прекрасно знал ответы.
– Мой отец – Теодор Штрохольм, – говорю я. Надеюсь, на этом допрос закончится.
– Теодор Юлиус? – Абрахам даже вскочил. – Тот самый, который ходил по проволоке над городом до самой колокольни?! Теодор Юлиус Штрохольм. Но ведь он совсем мальчишка! Не знал, что у него есть сын.
…Да, когда отец ходил по проволоке без страховки, он был совсем юным. Наверное, Абрахам запомнил его таким, а в цирке и не был с тех пор.
– Настоящий канатоходец, – качает головой Абрахам Суббота. – Сейчас таких нет…
Я открываю рот, чтобы сказать: как же нет! Он есть, работает, ходит по канату лучше всех, приходите посмотреть!
…Но тут я понимаю. Человек, который работает в цирке, показывает сложный, сумасшедший номер, которого не делает никто в мире. И канатоходец, который идёт над городом без страховки, сосредоточенно, серьёзно идёт по тонкому тросу, и тело его натянуто как струна, а толпа внизу смотрит задрав головы, замерев, не дыша. Такой канатоходец – это совсем другое дело.