Ястребиная бухта, или Приключения Вероники (Блонди) - страница 22

Глава 3

Иногда Нике становилось стыдно за свой аппетит, а еще — за умение спать крепко и безмятежно — если утром никуда не нужно ехать. По мнению мамы Ника росла девочкой слабенькой и в целом ни на что не годященькой. Нина Петровна часто вздыхала, прижимая руки к мягкой груди и глядя на дочь с унизительной жалостью. А Ника, во время очередного гриппа или ангины, мрачно поедая принесенные мамой апельсинки и бутербродики с ветчиной, с раскаянием размышляла о том, вот и еще признак ее полной ненастоящести, нет, чтоб лежать и охать, оказываясь от вкусного, как подобает настоящей женщине. Став взрослой, вдруг выяснила, упрямый организм давно взял на себя заботу о ее здоровье, сам понимал, чего и когда хотеть. И не давал ослабеть или вот даже не выспаться. Тогда, с юмором вздохнув, Ника организму подчинилась. Так что, открывая заспанные глаза после ночных треволнений, не удивилась, что солнце вовсю заливает спальню, рисуя по стенам и одеялу кружевные тени от просвеченного тюля. Потянулась сладко, как обычно, в прекрасном спросонья настроении. Увидела на будильнике — уже одиннадцать утра. И засмеялась, садясь. За окном приглушенно чирикали воробьи, мерно поревывал далекий прибой: Ника подумала — он такой сейчас, сверкает белыми весенними пенами, радует усталые от серой непогоды глаза. Внутри сразу заныло от желания выскочить во двор, и, переделав нехитрые утренние дела, сорваться к морю, на песок, поздороваться с пришедшим ярким днем, кажется, первым по-настоящему весенним. Натягивая спортивные штаны, схватила щетку и, бродя по комнате, расчесалась, перебирая в памяти ночные события. Токай сейчас казался вовсе не страшным, так хорошо улыбался, руку целовал, и говорил не по-деревенски, видно вырос во вполне интеллигентной семье. И то, что велел вырубить засранца Беляша, ей тоже понравилось, хотя, конечно, это против всяких моралей, но самой себе Ника уж призналась — доброжелательная и неумолимая сила, если направлена она против откровенного быдла, ей импонировала. Приедет Фотий и все обдумает, решит, как быть. Похоже, с этим Токаем не обязательно должны быть проблемы. Беляш, Ласочка и нога Марьяны беспокоили ее больше. Ника зябко повела плечами и вышла в коридор, прислушиваясь к звукам в гостиной. Проснулась ли гостья? Надо сбегать в угольный сарай, принести полведерка угля и заново растопить печку, а то к обеду все выстынет. В гостиной было тихо. Ника постояла, раздумывая, будить ли. И осторожно открыла утепленные драпом створки. В залитой солнцем комнате никого не было. Простыни, аккуратно сложенные квадратиком, лежали на подушке, рядом таким же квадратом — одеяло. Скатерть на круглом столе расправлена. Ника, слегка тревожась, прихватила пустое ведро, пошла на выход, по пути заглянув в маленькую кухню, где кроме второй печки с сизой остывшей поверхностью имелась новая газовая плитка с большим баллоном. И, встав на крыльце, жмурясь от яркого солнца, увидела Ласочку. Та бродила по территории, неуклюже переставляя ноги в больших мужских сапогах, куталась в огромную куртку Фотия, разглядывала плиточные дорожки, валуны, блестящие тающим ночным снежком, и между ними пухлые дерюжные сверточки, в которые Ника по осени замотала маленькие хвойные саженцы — можжевельники и разлапистые сосенки.