Ленка шагнула ближе, дергая из ее руки пакет.
— Да чего ты? Причем тут? Я же их заработаю. Я умею. И потом, она мне совсем не подруга. Одноклассница.
Мать взялась за виски, закатывая темные глаза. Поднялись красивые плечи, обтянутые недорогим свитерком-лапшой.
— Боже! Да как я в глаза погляжу! Соседям. Моя дочь как какая-то, какая-то… берет деньги! Ты выучись сперва! Чтоб диплом! И работа. И тогда пусть твоя Олеся приходит. Ну и, не к тебе, конечно, а куда в ателье. А у тебя будет нормальная человеческая зарплата! А не эти вот, подработки.
Последнее слово она почти выплюнула, дрожа накрашенными губами.
— На кого, мам? Что ты мне свое диплом-диплом! — Ленка прижала пакет к халату, и пошла следом за каменной спиной, по которой встряхивались темные волосы, — я, может, не хочу диплом ваш. Я, может быть, хочу это вот — придумывать и шить! Красивое! Я уже могу. А тебе лишь бы диплом!
— Да! — мать, не поворачиваясь, хватала сумку, суя в нее пудреницу, расческу, носовой платок. Дернула с вешалки шарфик, наматывая на шею. Посмотрела вниз, на тапочки и, чертыхаясь, скинула, хватая старые, сто раз ремонтированные сапожки. Крича туда, вниз, к поблескивающей молнии, дергала ее, срываясь пальцами.
— Все. Все поступают, и даже Иркин балбес уже на курсы пошел, в авиа-институт поедет! И ты мне вдруг такое? Ты и без высшего!
— Ты тоже без высшего! И папа тоже. И, между прочим, ваш любименький и богатенький дядя Виктор, вообще училище закончил, а работает и любит работу. И веселый всегда. А я, может, не хочу, в этот ваш торговый! Мне не нравится!
Мать выпрямилась, опуская руки. Темные глаза на покрасневшем лице смотрели с тоской, губы кривились.
— Леночка. Ну, какая тебе разница. Ну, торговый. Зато у нас, и не надо ехать. Пока учится Света, и ты уже три года отучилась бы. А хочешь, ну вот есть еще рыбный институт. Или в Симферополе — педагогический. Конечно, по распределению могут услать куда в деревню, но это же всего три года. А диплом — на всю жизнь.
— Мам, ну что ты такое говоришь, — Ленка вдруг совершенно устала, и спорить ей расхотелось, — а, ладно. Иди, а то опоздаешь.
— Ох! — Мама ловила пуговицы плаща, поднимая плечо со сползающей сумкой, — да-да, я побежала. В общем, ты поняла. Материал Олесе вернешь. Извинишься, пусть унесет, ну, кому-нибудь. А ты прямо сегодня начинай уже браться всерьез.
— Как это вернешь? — сказала Ленка закрывающейся двери, беспомощно схватила щетку и сразу швырнула ее снова.
Маму она знала. Теперь по вечерам в квартире будет стоять запах корвалола, и без перерыва — упреки и жалобы. Кончится все только когда она скажет, да мама да, конечно, все, я сделаю так, как ты хочешь. Но в том и дело, что сейчас так нельзя.