Викочка, растерявшись от перспектив, переводила бледно-голубые глаза с одной подружки на другую. Ахнув, вскочила:
— Куртка. У меня же воротник там, и манжет. Пуговица!
— Любовь, — задумчиво сказала Рыбка в светлую клетчатую спину, — вот что любовь делает с нами, бедными деушками, щас Семачки пришьет пуговицу, которая у нее год назад потерялась.
— Полезная любовь, — согласилась Ленка, — и Валера видишь, полезный какой для нашей Семки, она даже забыла голову задрать, на Пашкин балкон посмотреть. Ну, пошли, что ли?
Они молча доели зельц и медленно пошли вдоль рядочка пятиэтажек. Ленка думала, спросить ли Рыбку про Ганю, что он там, разобрался ли со своей Звездой. Но было так хорошо просто идти рядом, глазеть по сторонам, подставляя лицо неяркому солнцу, что решила — а ну их, надо будет, скажет сама. И спохватилась, что назревает проблема более важная.
— А где будем Новый год гулять?
Оля пожала плечами, оттягивая кармашки курточки глубоко сунутыми руками.
— Вообще не представляю даже. Дома неохота.
— Еще бы, — с чувством сказала Ленка, вспоминая перечисленную мамой компанию родни, а вдруг заявятся еще перед праздником. Даже если и нет, все равно дома тоска, придет Виктор Василич со своей Катей, и может быть папин старший совершенно четвероюродный брат дядя Костя, и напьется вусмерть, будет орать всякие народные песни, мешая два языка. А даже если не напьется, все равно, Новый год такой отличный повод удрать и повеселиться всю ночь. Познакомиться с кем-то. В кого можно, наконец, влюбиться по-настоящему.
— Я думала, Танька снова народ соберет, как в том году…
— Да ну их. Там с нашего класса будут пацаны, вот счастье, с Димочкой Доликовым салфетки грызть.
— А она в Прибалтику уезжает, — продолжала Оля, уже подходя к заветной «серединке» и устремляясь под угловой балкон, — прикинь, путевки через профком, предки ее заплотют всего десять процентов, это значит рублей двадцать, что ли.
— Заплатиют, — машинально поправила ее Ленка, стеля газетку на толстой трубе отопления и усаживаясь, чтоб отдохнули ноги.
— Танька говорит, мать ей дает с собой двести рублей, скупляться.
— Нифига себе. Нормально живут.
— Ты что! Она назанимала кругом. Потому что в Прибалтике шмотье — чисто заграница. Костюмы спортивные, а еще пайты велюровые. Она в школу приходила, такой батничек, трикотажный, весь в лейбочках, кнопки медные. Точно как с бонного. Это у нее сеструха ездила, так привезла аж ковер. Уломала проводницу и в поезде везла в купе, на полке.
— Он там спал, — предположила Ленка.
— Храпел, — согласилась Оля, садясь рядом, — фу, устали копыта, жуть просто. Вот нам снова бы лето и босиком да? Все пальцами показывают, а мы с тобой опа — босые по Ленте!