Потянулось тихое, и от этого ужасно медленное время, полное хриплого дыхания и мерных капель за тонкой стенкой душа. У Ленки вдруг все заболело, от напряжения и неловкой позы. Она открыла рот, хватанула воздуха, чтоб утишить гулкое сердце, боясь, вдруг они там, эти двое, что трахаются на тахте, услышат ее.
Отражение зашевелилось, и на месте сплетенных лежащих тел выплыло, поднимаясь, одно. — Поднялись руки к длинным темным волосам, что-то там делая неясное, наверное, закручивали.
— Мыться пойдешь? — сказал тихий голос доктора Гены.
— Некогда. Вставай уже.
Отражение встало совсем, потягиваясь и отводя невидимую ногу, наверное, она искала тапочек, догадалась Ленка, не имея сил отвести взгляда от балетных движений. В черном стекле женская фигура была хорошо видна, чуть искаженная от кривизны стекла, и еще — цвет такой, странный, как будто это картина. По черному — маслом.
Сдвинулась. И рядом встала мужская.
— А я пойду.
— Ах ты козлище, — женщина натягивала трусики, вела руки за спину, застегивая белый лифчик и внимательно, как Ленка, рассматривая себя в зеркале-стекле. Кинула на себя халатик, туго затягивая. И стала повязывать на собранные волосы косынку.
Гена обнял ее сзади, закрыв от Ленки собой, уже не отраженным, а видным через проем большим голым телом, задом, припорошенным чернотой (волосы, догадалась она, он черный весь, как… как горилла), широкими ногами, обрезанными выше колена тенью.
И отпустив, повернулся. Ленка закрыла глаза так, что заболели веки и поплыли по черному фиолетовые круги. Почти у лица прошли тихие тяжелые шаги, скрипнула деревянная дверца и зашумела вода, поплескивая.
Через несколько минут шум прекратился, и шаги прошли обратно, обдавая Ленку запахом мыла и распаренной кожи.
— Спит? — низкий голос, который ругал доктора последними словами, изменился, и Ленка приоткрыла глаза. И рот тоже. В стекле стояла Анжелочка, невидная, блеклая, никакая, вся из халатика и косынки.
— Еще бы. Набегалась, устала, дрыхнет. Как тот щенок.
— Стареешь, Геночка, — голос был тихим, но в тишине слышался ясно, шелестел, как листья под ногами, — на малолеток потянуло. Теперь будешь племянниц сюда таскать? Типа племянниц.
Гена натягивал брюки, сидя на тахте, ерошил черные волосы.
— Не шипи. Плохо тебе, что ли? Кончила хорошо, как раньше. А эта, угу нужен я ей. Она себе завела игрушку, пацана, брат типа. Она мне типа племяшка, а он ей типа брат. Ты не видела. Красив, девкам погибель.
В сумраке раздался смешок.
— Думал, научу ее чему, чтоб она его научила. Чтоб не испортила парню первый раз. Хотя там своих барышень полный санаторий, может уже…