— Ну, — спросила она у Ленки.
Та кивнула, тоже глядя в сторону библиотеки. И девочки пошли за ней следом, огибая кучки парней и девчонок в плащах и курточках. Мимо крылечка библиотеки Ленка прошла, будто собралась идти дальше, там, в густой тени свернула и пробираясь вдоль полуразрушенного забора, уцепилась за края пролома в стене, задирая ногу на камни. Пыхтя, осторожно спустилась в кромешную темноту, цепляясь волосами за тонкие ветки.
— Давай, да не маячь там, Семки. И — тихо.
— В какашки бы не встать, — пожаловалась Оля, громко сопя — принюхивалась, — не, вроде не воняет. Все равно, не топчитесь особо.
— Курнуть бы…
Вместе они зашипели на Семки, запрещая. Надо стоять тихо-тихо, чтоб снаружи не поняли, что тут, за проломом кто-то есть. А то пристанут, мало ли.
Через десять минут, засунув в кусты пустую бутылку, барышни перелезли обратно, тихо смеясь и поправляя одежду.
— Семки! Ты чего там застряла, черт?
— Я писяю, — Семки умолкла, и, подтверждая слова, тихо зажурчала.
— Грамотно, — одобрила Рыбка, — а мы с тобой, Малая, чучи. Через полчаса сюда снова бежать?
— Я лучше сейчас, — согласилась Ленка, отпихивая вылезающую Семки, и полезла обратно.
— О Боже, — умирающим голосом сказала Оля. И, дождавшись, когда Ленка вернется, сунула ей сумочку, вздыхая, тоже вернулась в кусты.
Наконец, закончив вершить важные дела, они вышли на свет, осматривая друг друга и поправляя волосы и одежду. Не торопясь, но с уверенным видом, направились к распахнутой уже двери.
— Курить, — мрачно сказала Викочка. И махнула рукой, когда подружки хором зашипели, возмущаясь.
И правда, танцы всего пару часов, из них уже полчаса они тут толкутся. Успеется, покурят потом. В перерыве.
В длинном зале по стенкам стоял народ, ярко светили замызганные плафоны и от них все казалось покрытым желтой пылью. В дальнем конце громоздились барабаны, сверкая желтыми бликами на хромированных цацках, клонил голову тонкий микрофон. И за ним, в своей импортной вязаной кофте-куртке, распахнутой так, что наружу блестящие кнопочки на модном батнике, стоял с гитарой Ганя. Нагнув большую башку в кольцах светлых волос, прислушивался к струне, подкручивая колки. Еще трое парней ждали, переговариваясь и тенькая.
Ленка прислонилась к стене, держа вспотевшей ладонью крошечную сумочку с кожаным клапаном. Глаз не могла оторвать. А рядом, так же смотрела на любимого Оля Рыбка, стискивая длинные пальцы на замке неуклюжего ридикюльчика.
— Га-а-а, — закричал кто-то, смеясь, и толпа подхватила, скандируя, — давай, Ганя! У беды глаза, давай, а? Зеленые!