— Да знаю, сто раз шутил уже.
— До ста десяти дойду и хва-хва, — Пашка воздвигся, стукаясь коленями о край стола, подцепил стаканы лапой, похожей на осьминога средних размеров, — пошли, а то сожрет, если посуду не вернешь. Ты не сказал, чего всю ночь балбесил?
— Я спал, — сердито ответил Андрей, приглаживая одной рукой светлые волосы, а другой удерживая тарелки, — сказал же.
— Врешь. Я мимо шел, два раза. Один даже постучал. А ты тут соловьем заливался, бурчал что-то, как тот кот на цепи. Направо ходишь, песнь заводишь. Налево… Андрюха, насчет налево-то, ты у нас существо свободное от жены, от детей. Ну, чего тебе стоит, сострой Надьке глазки. Посиди с ней разочек в кают-компании с видиком. Я ж не прошу валить леди у койку. Сделай вид, а через неделю помаши ручкой. Пусть Надежда надеется. Тем более, на кого наша Наденька глаз положила в далекие первые дни одиссеи капитанов кустов? Забыл, что ли? Кому тортик кремиком украшался? Кому открыточка на днюху писалася?
— Паша, отзынь. Башка трещит.
— Бухал, — утвердился в подозрении Пашка, топая по коридору.
— Нет, — не сдался Андрей.
Но подумал и промычал что-то виновато-согласное. Да черт с ним, пусть думает, что бухал. Сейчас нужно насчет радиограммы этой.
— И побредет наш «Аякс» своим ходом, — декламировал в ответ на его мысли Пашка, топая к трапу, — шатаясь-болтаясь, целый месяц, а мы уже шмотье распродадим, в кабаках прогуляем и встретим команду на причале, голодные и обтрепанные. Авось пожалеют соратников, подкинут долляров до следующего рейса.
В столовой было пусто, завтрак закончился, в раздаточной сердито гремели тарелки, плескала вода. В дверях стоял сменившийся с вахты штурман Серега, рассказывал что-то веселое в спину кокши, которая мыла посуду. Андрей подошел, свалил грязные тарелки в свободную раковину, открыл кран с горячей водой.
— Сама вымою, — сердито сказала Надежда, толкнула бедром, переваливая тарелки к себе, в озеро мыльной воды. И зашипела, выставляя перед собой мокрый палец, порезанный нырнувшим в глубину ножом.
— Хорошие ножики, — одобрил Серега, меняя расслабленную ногу и скрестив на груди руки, — острые.
— Иди уже! Андрюша, принеси йод, в шкафчике там.
Штурман хмыкнул и исчез, унося свои громкие байки в коридор, где ходили, перекликались, иногда пробегали с топотом.
Андрей откупорил тугую крышечку, приложил к подставленному пальцу ватку с коричневым пятном. Надежда внимательно смотрела в близкое лицо с неловко нахмуренными бровями. Сладко улыбнувшись, пропела с манерной грустью:
— Всего неделечка и осталась вам, ученые наши. Улетите, останутся мне да Машке одни тока мариманы. Жалко как, без вас ску-у-чно будет.