— Угу. А если не отломится? Зря бензин жег.
— Он же мне практически предлагал замуж! Что-то я ржу и не могу остановиться. Представила… Вместо глазки состроить, подхожу эдак на пляже, а давайте поженимся, мущина? А чего, выкупаемся и вперед, детишек нарожаем.
— И всегда будешь иметь ба-альшой просторный пустой пляж, — согласилась Крис, — кстати, твой синий птиц мешал нашему совещанию. Я с людями общалась, а вокруг меня маленькие босячки и босЯчки собрались, ой тетя, ой, у вас там орел. С крыльями! Будто я не вижу и удивлюсь, ой, и правда, у меня же там орел. Эдуард Иннокентьевич даже прервался разок, спросить, я что, в зоопарке сижу? И вообще нам нужно решить, едем дальше или остаемся тут. Ловить на вечернем пляже Колю-Семейника.
Шанелька с унынием представила себе пляж, он тут совсем невеликий, как во множестве южнокрымских поселков — стиснут с обеих сторон горными кручами, и по песку, деловито присаживаясь и поправляя на мягком животе барсетку, бегает Коля-Семейник. Предлагает очередной простушке руку, сердце, три работы и поездку на Синий мыс — через постель с шашлыками. Она посмотрела на Крис и вздохнула. Смешно, конечно, но отдых тут для нее изрядно подпорчен. Но рулить и ехать Крис, а значит, ей и решать.
Крис верно истолковала ее взгляд и кивнула, закидывая за голову смуглые руки.
— Поехали еще километров на двадцать-тридцать. И тогда искупнемся.
Шанелька обрадовалась. Кроме того, что машина увезет их подальше от Коли, они еще на пару десятков километров приблизятся к западным крымским местам. Таким диким, таким — не туристическим. Вернее, те люди, что едут дальше, за пределы Южного берега, — они совсем другие. Там меньше мягких животов, а больше мускулов. Вместо резиновых шлепок — кроссовки. А вместо барсетки и цветастого пакета с бутербродами — рюкзак с пенкой и термосом. С ними интереснее. Они прыгают со скал в далекую воду, спускаются в лазурные бухты в дайверском снаряжении, носятся по пыльной степи на раздолбанных старых джипах или на великах. И если уж перебирать самцов, решила Шанелька, усаживаясь под сень орлиных крыльев, то пусть это будут самцы, а не Шалтаи-Болтаи с гопническим уклоном.
Весь следующий день дамы посвятили большой канатной дороге. И к вечеру, спускаясь по узкому серпантину, спрятанному в густых тонких деревьях, осеняющих дорогу высокими кронами, снова зевали, судорожно. Глядели на прыгающий впереди свет фар. В голове Шанельки путались толпа, стоящая в очереди на подъем, с синими лицами от солнца, процеженного через полупрозрачные навесы, а казалось — от долгого скученного стояния; просторные пейзажи, на которые они смотрели сверху, сначала из медленного вагона, набитого туристами, — он плавно летел, отбрасывая крошечную тень на тугую пенку соснового леса; а после со скалы, откуда их сдувал ошарашивающе ледяной после нижнего зноя горный ветер… Непременные шашлыки и пловы в огромных казанах в лабиринте полотняных кафешек на верхушке Ай-Петри, и там же, на улочке сувенирных лавчонок, — кинутые на перекладины толстые бараньи шкуры, с мехом, похожим на дальние сосновые леса, только белые, напрочь запорошенные снегом. Носатые сумрачные торговцы, сами похожие на орла, привязанного к багажнику. Цокая и клекоча, подходили, качая черными головами, осматривали, по-птичьи клоня сухие жесткие профили.