— А как же фотка? — оскорбилась Шанелька. Не так, чтоб она переживала за суровую старуху со стальными глазами, но сама история была прекрасна.
— А где гарантия, что девочка на фотке — именно дочь этой пары? А? Может, она случайно пробежала, остановилась рожу скорчить.
— Фотобомбу решила устроить, — кивнула Шанелька, — шейсят лет назад, нет, восемьдесят два года, в свои четыре с половиной. Да посмотри, как она стоит, это же явно снимали именно ее. И все, кто позади, смотрят и ей улыбаются.
— Тем не менее, — возразила Крис.
И справедливая Шанелька, вздохнув, кивнула, соглашаясь.
— На снимке вензель в углу. Фотоателье его величества, Пуруджистан. Вот эта закорючка, это буквы. Слушай, мы не опоздаем к Лаки?
— Я тоже есть хочу, — Шанелька потянула к себе снимок, — а можно он у меня побудет?
— Конечно, рассматривай и проникайся. Всякие подробности я тебе расскажу потом. Они сильно связаны с той стороной жизни пурушей, на которой зациклилась наша Лаки. Так что, одеваемся и идем окунаться в атмосферу.
— Греха, — закончила Шанелька, — а я снова не позвонила Димке, он меня сожрет. Или бросит. Или уже бросил и подобрал там кого-то попослушнее и поближе. Я, наверное, попробую еще позвонить.
Но дозвониться до мужа Шанельке не удалось. Поздним утром, улегшись в шезлонг и примостив на болящую голову влажное мягкое полотенце, она сердито раздумывала над простыми вещами. Она в чужом месте, где все непривычно и все не так, попробуй приноровись за пару дней. Дома она знает, в каком углу квартиры сильнее сеть, и в какое время лучше воспользоваться телефонным интернетом. И все так выучено, что проходит мимо сознания. А тут — сперва бегали за паролем на ресепшн (выяснив там, что карточка, где он красиво, с завитушками, написан, лежит в номере, рядом с высокой цветочной вазой — на самом видном месте), потом обучали свои гаджеты видеть местную сеть, потом оказалось, что отельный тырнет благодушно ленив и непостоянен: вполне логично — люди отдыхать едут, а не без конца общаться с теми, от кого уехали. Потому Шанелька уже трижды стояла на самом углу их висячей веранды, вытянув руку в сторону моря, которое маняще колыхалось за верхушками деревьев, и с независимым видом встречала улыбки проходящих соседей — полуголых, с обгорелыми лицами и коленками.
И все это, чтобы наткнуться на пустоту в доме или далекий Димкин голос, который эхом повторял сам себя, глотая слова и оставляя от них одни гласные звуки.
Изредка посреди мучений прорезалась прекрасная мощная связь, как в тот раз, когда Димка взревновал ее к теоретической Лаки, которая тут же волшебно материализовалась. Хотя Шанелька без такого волшебства вполне могла бы обойтись. Хорошая связь была еще один раз, перед их выходом на ужин, и Шанелька, под веселым взглядом Крис, сидела на краю постели в кружевных трусиках и лифчике, тыкая пальцем в кнопки, не одевалась, чтоб новый Дима, которого Крис обозвала высокоученым термином «Фуриозо ревнующий», пообещав перевести на латынь попозже, не упал в обморок при виде далекой жены в длинном шелковом платье с тонкими бретельками. Роскошное, изумрудное, сшитое Шанелькой за один вечер в порыве сердитого вдохновения, чтобы утереть нос Косте Черепу, платье несколько лет мирно жило в шкафу, и вот, впервые собралось в люди.