Дверь хлопнула, отобрав последнюю надежду на спасение. Почему Лера не спустилась и не ушла с тетками? Лучше было бы попасть к ним сразу, а не после этих отморозков. Хотя какая разница — конец-то один!
— Ну чего они там, свалили? — спросил Дятел.
— Да, уехали, кошелки старые.
— Что, хлеб стукача не так сладок, как мечталось, когда шел к этой суке в холуи?
— А ты сам попробуй, так узнаешь.
— Очень надо поганить себя такой мерзостью!
— А ты, значит, чистеньким себя считаешь?
— Ты, падла, на что намекаешь?!
— Ни на что. Просто слышал, как ты киоски городские чистишь.
— Это лучше, чем под старухой ходить.
— И сколько мы тут будем торчать? — сменил скользкую тему Сизый. — А что там в пакете? Вот гадина, хоть бы хавчик какой положила. Как не лопнет от жадности?!
— Ты как хочешь, а я здесь торчать не намерен. В город пойду, прогуляюсь.
— А если Гура заявится?
— Если заявится и увидит, что здесь все спокойно, то на ночь останется. А мы как раз к ночи и подвалим. Тепленькую ее возьмем. Ну что — идешь со мной?
— Нет, я лучше посторожу. Ведьма узнает, башку оторвет.
— Да чего ты ее так боишься?! — взбеленился Дятел.
— А ты такой смелый, потому что только на себя надеешься? А вот я не надеюсь.
— Еще бы! Привык за ней тарелки облизывать.
— Сказал, не пойду, значит, не пойду! Мне есть что терять. А ты как хочешь.
— Ну и черт с тобой! Вздумаешь брякнуть, что я пост оставил, убью!
В прихожей хлопнула дверь. Не успела Лера перевести дух, как услышала приближающиеся шаги. Сизый вошел на кухню, заглянул в духовку ржавой плиты, погремел сковородками и с грохотом хлопнул дверцей. Лера приникла к щели. Сизый задумчиво постоял у окна, затем обернулся и, подняв голову, заметил антресоли. Лера отшатнулась в глубь проема и перестала дышать: неужели конец?! Шаги проследовали в коридор, изредка раздаваясь то в одной комнате, то в другой, а вскоре и вовсе стихли.
Казалось, надо успокоиться, но оглушительная тишина пугала Леру больше звуков. Сизый был не так прост, как казался на первый взгляд. Стукач по детдомовским понятиям был выродком, холуем при взрослых. Таким доставался и кусок пожирнее, а потому те всегда сыты, и любви взрослых — самого дорогого, о чем мечтает любой сирота, — побольше.
Правда, любовь эта не настоящая, а суррогатная. Но и ее не всем доставалось, и большинство полагало, что общая пайка любви урезалась из-за таких вот расплодившихся стукачей, которым доставалось все. Потому их ненавидели, а также боялись, опасаясь стать жертвами доносов. К тому же считалось, что стукач — особь настолько продажная, что на воле не выживет. Потому Сизый и старается угодить директрисе. Готов землю носом рыть, лишь бы Антонина Семеновна его по головке погладила и незаменимым для себя посчитала, а впоследствии и путевку в жизнь выдала.