Дом мне понравился еще до того, как я его увидела, уже на подходе я влюбилась в его высоченный, мощный забор. За таким забором, реально, как за каменной стеной, — улыбаюсь получившемуся каламбуру.
Лавируя между телег и палаток беженцев, подходим к воротам, там уже мечется маленький вертлявый человечек. Увидев нас, он надевает на свою крысиную мордочку лучезарную улыбку и бросается в объятия.
— Куда это ты разогнался? — Моя защитница как всегда на страже.
Веронея, спасибо тебе за то, что ты есть, — возношу хвалу ее железной руке, схватившей вертлявого за горло. От одной мысли, что его маленькие потные лапки обнимают меня, становится нехорошо.
— Отпустите меня! — Вопит маленький человечек, болтая оторванными от земли ногами. — Я поверенный семьи Колини.
— Отпусти его, Вея. Только аккуратно. — Вовремя спохватилась, вспомнив падение Гани.
Дав время прийти в себя ошалевшему от такой встречи нотариусу, предлагаю ему вернуться к цели нашего прихода.
— Показывайте.
Человечек повертел помятой шеей, осуждающе посмотрел на лыбящихся Ристана и Гани и, надо отдать ему должное, повел себя достойно.
— Позволю себе все-таки представиться. — Он склонил голову. — Поверенный торгового дома Колини, нотариус Еремий Сорци.
А малыш — то ничего, держится, усмехаюсь про себя.
— Нам, я думаю, представляться не надо, так? — Смотрю прямо в маленькие бегающие глазки.
Поверенный подтверждающе кивает и идет к воротам.
— Прошу. — Он открыл небольшую калитку, спрятавшуюся в тени огромных ворот.
Прохожу за ним и словно пересекаю границу между адом и раем. С прокаленной солнцем, орущей, переполненной горем улицы, в одно мгновение попадаю в тихую, зеленую благодать.
— Так не бывает. — Вырывается у меня.
— Вижу, вам нравится. — Довольная мордочка нотариуса чувствует себя отомщенной.
— Не то слово. — Я в восторге и не хочу претворяться.
— Но как, объясните мне как? — Я показываю в сторону забора. — Там десятки тысяч людей, чуть ли не на головах друг у друга ютятся, а рядом стоит огромный пустой дворец. Как такое возможно?
Еремий сморщился как от зубной боли.
— Дом принадлежит семье Колини, и только они могут им распоряжаться, может быть, они и пустили бы беженцев, но их сейчас нет в городе и связаться с ними невозможно.