Отложив кисточку на асфальт, пожилой мужчина картинно сделал под козырек Тимофееву, поднялся с колен и протянул руку:
— Приветствую!
— Доброго дня, Степаныч! — Алексею пришлось изменить траекторию движения, чтобы поздороваться.
Казалось, он был даже рад тому, что его отвлекли от мрачных мыслей, и с удовольствием протянул мужчине руку. Меня же еще потряхивало от случившегося, как следствие, от незнакомого голоса плечи бессознательно вздрогнули.
Я остановилась позади своего спутника, щурясь от солнца. Возле подъезда, до которого оставалось метров двадцать, было тихо и безлюдно. Хотелось поскорее преодолеть это расстояние.
— Лёш, а ты чего не на работе? — спросил дворник с многозначительной улыбкой.
Мужчина беззастенчиво разглядывал меня сквозь пышные усы с потешными завитками и улыбался. Взор его казался добродушным и безобидным. На опрятном костюме из прочной технологичной ткани прямо по рукаву растекалось пятно свежей белой краски. Заметив это, он совершенно не расстроился, лишь покачал головой и снова уставился на меня.
— Здравствуйте, — выдавила я.
Мне хотелось вцепиться в Тимофеева в поисках защиты или спрятаться за его спину от этого сканирующего взгляда.
— Мы как раз оттуда, приехали пообедать, — соврал Алексей.
— Хорошая у тебя сегодня компания, — с довольным видом заметил мужчина. — Познакомишь меня со своей девушкой?
Тимофеев начал колебаться, убирая руки в карманы джинсов, и смущенно оглянулся на меня:
— Вообще-то…
— Саша! — изрекла я, вскидывая руки. — Я… Мы не… Мы просто работаем вместе!
— Ох, как жаль, — заулыбался дворник, — а я уже надеялся пристроить этого парня в хорошие руки.
Тимофеев нахмурил брови. Ему явно стало неуютно. Отвернув от меня лицо, он попытался скрыть краснеющие щеки:
— Степаныч, ты бы красил свои бордюры дальше.
— Прости, — рассмеялся тот в ответ, — если ты пас, то я бы сам приударил за такой красивой девочкой!
Я опустила глаза, сдерживая улыбку. Усатый дворник назвал меня девочкой. Каждый, кто называл женщину, приближающуюся к тридцатилетнему рубежу, девочкой, моментально причислялся в моем сознании к лику святых.
— Саша — дочка дяди Вани, — с укоризной произнес Тимофеев.
Брови мужчины поползли вверх:
— Какого дяди Вани? Нашего?
— Нашего.
— О, — многозначительно протянул дворник, — тогда понятно, в кого у вас эти глаза и копна дивных белокурых волос! Правда, у Макарыча уже три волосинки на макушке остались, но глаза похожи. Да. Они и есть!
Меня озадачил этот диалог.
Дворник одарил меня новой улыбкой, еще более ободряющей и благодушной, нежели прежде.