— Как чего? — удивился Иван Николаевич и даже на носки ботинок приподнялся от великого изумления. — Говорить нечего тебе? Ах, вон как?! Издеваться вздумал! Только мне заливал о пятне на солнце, а теперь ему и сказать нечего. Что значит врать любит: только говорил о пятне…
— На каком солнце? — привстал шофер. — Что ты мелешь, старый пенек?
— А это тебе не светило? — Иван Николаевич повысил голос, пальцем ткнул в небо, и в это время до него, видимо, дошло, что шофер обозвал его пеньком, и он на полуслове осекся.
— Фу-ты ну-ты! — Шофер отошел к машине, потом вернулся и, улыбаясь мягкой, приятной улыбкой, сел на скамейку. — Завел тут про пятна, а сам не понимает, о чем мы говорим. Хоть бы спросил: а как тебя, человек с большой буквы, звать-то, величать? Он сразу про пятна. Есть такой паук-птицеед, длина его десять сантиметров… Слыхал? — Шофер направился к машине и не попрощавшись, как и в прошлый раз, уехал.
Катя рассмеялась. Иван Николаевич с недоумением поглядел вслед машине, сплюнул, собираясь на огород осматривать огурцы. Катя долго не могла успокоиться. Ее смешили и шофер, и дядя Ваня, во всем в этот день она видела смешное, веселое.
— Ой, Катерина ты Зеленая, — сказал Иван Николаевич, — не ко добру смеешься. Не ко добру.
— Что, дядь Вань, мне уж и смеяться заказано? Ой, будь лихо, дядь Вань, остановиться не могу.
— Не нравится мне этот архаровец, Катерина, не нравится мне этот субчик, — сокрушенно помотал головой старик. — Нет. Нет. Нет.
Он вспоминал о нем и вечером, за ужином, и опять сокрушенно мотал головой.
Катя как только легла, сразу все забыла и тут же заснула, но ночью проснулась, и долго не могла уснуть. Ей все мерещился этот шофер, его голос, и она не могла себя понять, находила что-то необыкновенное в нем, это необыкновенное влекло и пугало. Ну разве может понравиться парень, который ростом ниже девушки? Он ей не нравится совсем. Она не могла даже приблизительно сказать, сколько ему лет. Такие, как он, и в пятьдесят словно в двадцать. Катя терялась от каких-то неясных своих мыслей и чувствовала, что наверняка это неспроста. В том как он выскочил из машины, как торопился с ведром к колодцу, как откусил огурец — во всем этом она находила смешное, виделся человек легкомысленный в поступках, а следовательно, и в жизни, и такому человеку, думала она, довериться нельзя. Разве мог ей понравиться легкомысленный человек?
Иван Николаевич, несмотря на свои старческие годы, всегда спал, словно дитя, но в эту ночь он неожиданно проснулся и спросил:
— Катерина, ты не спишь?