— Придется сдать. И вообще надо будет научить тебя обращаться с оружием.
По правде говоря, об оружии он упомянул только для того, чтобы заинтриговать Машу и внушить ей, что на нее имеются далеко идущие планы. Но у нее так заблестели глаза, словно ей только что сообщили, что собираются подарить ей шкаф, набитый шубами, и капитан Смирнов посмотрел на нее с невольным интересом.
«А все-таки я не ошибся… Есть у нее данные для нашей работы, есть. Вот только мягковата она немножко… порывиста… Но ничего. Со временем это пройдет».
— Будь умницей и держи эмоции в узде, — неожиданно попросил он. — Верь мне, в нашей работе они только мешают.
Маша поглядела на него с удивлением. Но капитан, словно показав ей краешек нормального человеческого лица, снова напустил на себя бесстрастный вид.
— На сегодня все, — сказал он. — Можешь идти.
— Я хочу задать вопрос, — проговорила она, волнуясь.
— Попробуй.
— Правда ли, что мой отец умер?
— Правда.
— От чего?
— Никто его не убивал, если ты об этом. У него был рак.
— А его жена?..
— Жива.
— А-а, — протянула Маша неопределенным тоном.
В кабинете воцарилось молчание.
— Я вас не очень разочаровала? — внезапно спросила она.
— Ты? Не очень.
— А у вас много таких, как я?
— Это тебя не касается. Ступай.
Она поднялась с места, застегнула шубейку, надела варежки.
— До свиданья, — сказала она, как примерная школьница.
— До свиданья, Аврора.
На улице светило холодное зимнее солнце. Снег сверкал золотыми звездочками. Маша подумала, что ей можно возвращаться домой, но вместо того отправилась в театр — чтобы найти комсорга Колпакова и узнать у него, как сдавать на ворошиловского стрелка.
Любит высокое небо и древние звезды поэт,
Часто он пишет баллады, но редко ходит в балет.
Николай Гумилев
Дмитрий Манухин, которого знакомые обычно называли просто Митяй, был недоволен.
На него свалили расследование трех убийств, сложных, муторных, да еще связанных с Большим театром. Манухин, возможно, не обладал особым интеллектом, но у него было феноменальное чутье. Раз театр — значит, проблем не миновать; раз два из трех убийства произошли уже достаточно давно — значит, на новые свидетельские показания и какие-то обстоятельства, проливающие свет на случившееся, можно не рассчитывать. Кроме того, хотя Митяй не жаловал Опалина, понятие солидарности было ему вовсе не чуждо, и он считал, что раз Григорьич до сих пор во всем не разобрался, значит, дело вообще швах.
— Что будем делать? — спросил Лепиков, когда они оказались в кабинете Манухина.
Митяй посопел, бросил папку с бумагами на стол и, засунув руки в карманы, прошелся по кабинету. Лепиков преданно глядел на него, готовый исполнить любое приказание.