Первым не выдержал серьезных отношений папа и изменил Виоле с секретаршей. Не знаю как, но она узнала и просто ушла, а от отца так просто еще никто не уходил. Он не стал унижаться и просить ее вернуться, хотя очень страдал, он просто испоганил ее жизнь, вогнал в долговую яму и депрессию длинною в жизнь. Теперь она зарабатывает на проживание незаконными операциями на дому и я был тем человеком, который поддерживал ее материально, скорее из жалости, а не из-за сильной любви.
Именно поэтому я попросил девушку в переулке позвонить Виоле, был уверен, что она не посмеет отказать. Девушку… Перед глазами снова появился этот темноволосый ангел с детским, непосредственным лицом… От одной мысли, что она все же не побоялась и спасла меня, по телу разливалась гордость, словно она была моей… Кем? Понятия не имею, но кем-то очень дорогим сердцу. Даже сейчас я понимал, что это первый человек в моей жизни, который сделал что-то для меня бескорыстно, просто по велению души.
— Девушка… — прохрипел я и поморщился, чувствуя как каждая сказанная мною буква отдает болью в рану. — Где?.. Она нужна мне… Позови…
— Тише-тише… — она, словно мать, аккуратно поправила жгут на моем животе и обеспокоенно сказала: — На тебе закончилось обезболивающее… Так что скоро пройдет действие первой и последней порции — будь готов к адской боли. Кстати, я не звонила твоему отцу. Должна была? — я отрицательно помотал головой и она согласно кивнула, — Спасительница твоя в коридоре сидит. Представляешь, звонит ночью телефон. Смотрю — Роберт! А в трубке — какая-то девочка! Говорит, типа, тебя пырнули ножом, ты без сознания и срочно нужно спасать, — я грустно усмехнулся, понимая, какое «счастье» доставил Виоле этим вечером… или утром? Из-за задвинутых створок ничего не было понятно. — Позвать ее? Она отказывалась уходить, пока не удостоверится, что ты жив. Говорит, не сможет жить с мыслью, что убила человека…
Что-то кольнуло в груди и это не рана. Что-то приятное, разливающееся теплом по животу и даря прилив сил и нежности в адрес незнакомки.
— Полина, иди сюда! — Виола закричала так, что я решил — все Полины Москвы сбегутся ко мне, но дверь медленно и неуверенно открылась, а в нее вошла хрупкая девушка, испуганно осматривая подпольный хирургический кабинет. Сейчас, пребывая в здравом рассудке, я мог оценить ее более детально: маленькая и хрупкая, как фарфор; худая, но с пышным бюстом; волосы доставали почти до талии и завивались легкими и аккуратными локонами; пухлые губы напоминали сердечко и так и манили поцеловать их или потрогать пальцами; пухлые щечки придавали ей какой-то детский вид, говоря, что их хозяйке нет и пятнадцати; зато умные темные глаза делали ее старше и ярко отображали все эмоции хозяйки, раскрывая их окружающим, как книгу. Мне бы хотелось ее почитать, причем от корки и до корки.