Я ведь, не приведи Господь, не защищаю старых политкаторжан! Тем более тех, кто колоннами, с песнями о каторге и ссылке, двинулся с первых дней Октября в кадры ЧК, ВЧК, ЧОНов, продотрядов, — имя им… и дела их известны. Но пристало ли «простому» школьному учителю географии восторженно славить мероприятия, о которых Кедрин напишет позднее: «Все люди спят, все звери спят, одни дьяки людей казнят».
И Максим Дормидонтыч как–то пророкотал многозначительно на одном из тети–катерининых четвергов: «И всю ночь напролет жду гостей дорогих, шевеля кандалами цепочек дверных…» (О. Мандельшам).
…Новое приглашение в прокуратуру.
В тот раз следователь был явно разочарован. Но в присутствии почетного чекиста–деда, породненного со свидетелем аж самим Фриновским, особо не выпендривался. Сам дед мое по–ведение одобрил: я ни слова не сказал больше о тех двух по его ведомству.
— Хватит им, что в протоколе свиньями означены. И прежде, чем листы подписать, он свое замечание сделал: чтоб копию протокола, где про пьянку сказано, прокуратура отослала официально по месту службы граждан, — не одной шоферне за пьянки отвечать!
— Так ведь они, Степаныч, пили не сильно. И коврик не загадили.
— Они пили! Они постоянно в командировках свинячествуют. Вырвутся от семьи–то и со службы, и давай заливать. Из–за этого всех нас позорят. Людям в морду тычат — учат всех, как жить. А сами пакостничают. И вот такие вот липовые дела придумывают или, того хуже, провоцируют… Ты иногда думаешь, что не все наши — сволочь? Или полагаешь — все как есть? Так, брат, нельзя. Если б все — тогда вообще жить было бы невозможно. Есть и нормальные, правильные и справедливые люди.
Но за другим дерьмом их не разглядеть. И дерьмо это надо выгребать и наказывать. Кому–то выгребать, кому–то наказывать…
В этот раз Губерман был собранней, поджатей. Или втык схватил?
— Сейчас проведем очную ставку с проводником вагона.
И скороговоркой сообщил правила поведения. Степаныч насторожился. Губерман подошел к двери, приоткрыл ее, пригласил:
— Гражданин Федоров!
После формальностей он спросил сидевшего напротив проводника:
— Вот, свидетель Додин утверждает, что оба пассажира – Игнатов и Гришин — были сильно пьяны и даже вели себя непристойно, а вы в ваших показаниях ничего об этом не сказали.
Наоборот, показали, что ничего особенного в купе не происходило. Как вас теперь понимать прикажете? Или вы тоже участвовали вместе с бригадиром поезда в пьянке? Или свидетель Додин клевещет на граждан Игнатова и Гришина? Ну, неправду показывает?
Федоров, угрюмый мужик с усталым серым лицом все по–видавшего и ничему более не удивляющегося человека, прикрывая рукою зевок, сказал: