В 1923 году, узнав, что Дальневосточная республика вошла в состав СССР, Розенфельд, снова совершив кругосветное путешествие, приезжает в Харбин. К этому времени у него полностью иссякает собственный его «золотой запас» — ассигнования, выделенные ему бабушкой из остатков ее некогда огромных средств. Ничего больше она для него сделать уже не могла: финансирование русского Красного Креста, развернутых мамой лазаретов на Волыни, наконец, маминых же затей (по выражению Бабушки) — «Манчжурского братства», «Спасения» с 1918 года и «Коридора Маннергейма», по которому за несколько лет спаслись тысячи людей, приговоренных октябрьским переворотом к смерти, — все это окончательно выпотрошило бабушкины ресурсы. Теперь все зависело от самого Юрия Яановича. В том числе, собственная его судьба. Через Харбинское генеральное консульство он добивается получения советского подданства и возвращается в Россию. Он обосновывается в Забайкалье, работает в геолого–разведочных партиях. Однажды, в 1929 году, приезжает в Москву и гостит у нас. Папа сводит его со своими бывшими коллегами по ГИПРОЦВЕТМЕТЗОЛОТО, которые представляют его заместителю наркома тяжелой промышленности. Но тут арестовывают папу и маму… Розенфельд возвращается ни с чем.
…История злоключений Юрия Яановича продолжается. Неутешительные данные разведок экспедиций Дальстроя в районе Средне—Кана в начале 30–х годов заставляют руководителя геологоразведки Юрия Билибина вспомнить о Гореловских жилах.
Он извлекает из забвения «Записку» Розенфельда, которую до того тщательно оберегал от своих коллег. Каким образом к нему попала «Записка»? Да очень просто!
Вспомним геолога Вольдемара Бертина. Ему не удалось эмигрировать в Новую Зеландию. Отвоевав свое в Первой мировой и Гражданской войнах, он в 1923 году возвратился на СевероВосток и организовал золотодобычу на ключе Незаметном в бассейне реки Лены, а осенью отправился в Благовещенск для закупки продовольствия. Там инженер Степанов случайно показывает Бертину «Записку» Розенфельда о золоте в бассейне Колымы, адресованную группе владивостокских промышленников. Копию «Записки» он передает Бертину, почувствовав его интерес к этому делу, — в то время еще были и действовали люди, ставившие интерес профессии, дела выше любых личных, тем более, шкурнических интересов «группы захвата» должностей, ставок, званий. Мысль о колымском золоте и впрямь крепко западает в голову энергичному и предприимчивому Бертину. Тем более, что он вспоминает рассказы якутов, предлагавших ему в 1915 году участвовать в предприятии по добыче золота в этих же местах. Сопоставив их рассказы пятнадцатого года с «Запиской» Розенфельда, Бертин приходит к выводу, что дело и впрямь стоящее. Тем более, месторождение стало народным.