Не то, чтобы он так уж страшился за свою жизнь — человеком он был большой смелости. Но если до него доходили стороною слухи о то и дело погибающих священнослужителях, еще и умирающих внезапно и непонятно из–за чего, недавно еще здоровых и бодрых духом? Поневоле он начинал подозревать всех, неожиданно появлявшихся около него. А мама и отец бывали у Владыки только по приглашению его, когда он болел.
Да тогда лишь, когда свободное время выдавалось в постоянной череде войн. И чтобы так, как сейчас, незваными, явиться к Патриарху, — пусть даже «по старой дружбе», — считалось ими бестактным, непозволительным, чуть ли ни амикошонством.
Хотя Владыко был им всегда рад, пришли бы они «так просто», или даже с просьбой, как водится, «не для себя». Ведь «не для себя» же мама в 1907 году просила Василия Ивановича позаботиться о сиделках для балтийских госпиталей. И он, ни дня не мешкая, отослал из монастырей северо–запада России сотни монахинь для ухода за ранеными. А чуть позднее, на стыке 1908 – 1909 годов, сломал сопротивление чиновников от медицины, да и активное, воинственное недоброжелательство самого общества российского к «Манчжурскому братству»! Эта публика не без оснований почувствовала в инициативе мамы и ее единомышленников действенный протест полевого офицерства против продолжающегося и после окончания русскояпонской войны откровенного ограбления госпитального хозяйства армии… «Скобелевского» фонда — тоже…
И теперь родители мои явились к Патриарху снова «не для себя».
Сообщение мамы о приезде Маннергейма Тихон принял спокойно. Только, — рассказывала мама, — она почувствовала, что старик будто бы повеселел. Засветился. Он был явно горд поступком Густава. Поэтому сетования мамы о неоднозначности религиозной принадлежности сестры и ее жениха пропустил мимо ушей, сказав ей:
— Мы с тобой, Фенечка, тоже разных религий дети, однако – оба вместе — такое таинство разрешаем, которому, возможно, аналогов нет даже в драме нашего времени! А решим мы его тоже по времени. Тем более, оба — христиане они…
Патриарх подумал с минуту. Оглядел маму и отца. Сказал:
— Сейчас распоряжусь узнать — не отъехали ли Кленовицкие к себе в Вятку… И если они еще здесь, — полагаю, — лучше придумать невозможно…
И на немой вопрос мамы ответил:
— Это друзья мои, братья Кленовицкие — Павел Михайлович и Николай Михайлович, священники оба. И их отец пастырем был примерным. Так что, если они еще в Москве, будет кому требу вашу справить… Ни за что не опасаясь…
…Храм Бориса и Глеба на Поварской новобрачные покинули заполночь. С ними «свидетели по жениху» — мой отец, «иной веры» человек, благословленный самим Патриархом, и Максимилиан Карлович Максаков—Шварц. И «свидетели по невесте» — Мария Петровна Максакова и мама, женщина тоже «иной веры»…