Но тут же собственное — долгое и болезненно — затяжное чихание отвлекло его от хозяйственных мыслей. Впору было возвращаться за респиратором, однако выручил носовой платок, извлеченный из кармана черной атласной хламиды.
Наброшенная на худое тело, сейчас она совсем не имела, прежде отведенного ей почтенного — академического вида.
Хотя тысячи простолюдинов мечтали бы одеться подобным образом. Но лишь единицы избранных счастливчиков из всего общества, достигнув успеха, становились мыслителями как Концифик. Проявив не только недюжинный ум и трудолюбие, но и изрядную долю изворотливости, хитрости, коварства, и предвидения возможного результата в достижении намеченной цели.
Вот и теперь он проявлял их в полной мере.
Несмотря на неприятное препятствие, грозившего обострением легочного недомогания, он не оставил своего замысла. Просто предпринял все необходимые и возможные в его нынешнем положении, меры по предотвращению нежелательных последствий.
От вездесущей пыли плотно прикрыв мягким платком лицо с хрящеватым носом и тонкими, в ниточку, губами, он оставил лишь щелку для глаз. Затем, пользуясь такой неожиданной защитой, Концифик настойчиво двинулся все дальше и дальше по старинному книгохранилищу, отпечатывая за собой при каждом шаге, четкие следы на запыленном полу.
Уверенно прошагав в самый дальний от входа угол, он достиг намеченной цели. И точно знал это. Потому что двигался он не наугад. Пользовался распечаткой каталога книжного собрания, сверяясь по этой бумаге с указателями на стеллажах.
А потому вскоре вышел прямо туда, где хранились нужные ему сейчас, материалы, касающиеся космической станции «Терсена».
Таким вот образом, своего мыслитель добился, несмотря на это неожиданное препятствие в виде пылевых отложений. И когда, нагруженный картонными папками с документами и тяжелыми фолиантами астрономических атласов, он выбрался назад из книгохранилища, любому бы увидевшему его впору было браться за пылесос:
— Столько серого летучего вещества насобирал он на себя!
Но, честно признаться, о том учёный совсем не жалел. И даже проявлял невероятный энтузиазм, и далеко не старческую же настойчивость в ходе своих поисков на давно всеми забытых книжных полках.
На обратном пути ему тоже никто не встретился.
Да и не мог бы этого сделать, знал ученый. Никому не было сюда пути через многочисленные посты охраны, даже очень захоти попасть в его холостяцком жилище.
Академику же самому было не до того, чтобы сетовать на недостаток чистоты и уюта. И теперь, ученый затворник не стал ни в чем менять прежние традиции.