Не знаю, почему я больше этим не занимаюсь. Я не стал продолжать. Я попробовал ещё пару раз на самом деле: и ничего. Я больше не смог покинуть своё тело. Но тогда мне удавалось это достаточно легко. Я дошёл до того предела, когда мог сделать это без того, чтоб провалиться в сон.
Я всё ещё верю, что можно забраться в нематериальную плоскость бытия. Когда вы умираете, вы можете отправиться туда, или вы можете оглянуться на вашу жизнь по так называемым Хроникам Акаши. Я реально верю, что так и происходит: вы можете проверить, чего вы достигли из того, чего хотели достичь, а если не смогли, то вы можете родиться в другом теле и попробовать снова...
Но вернёмся в реальность, к жизни в большом доме, я пытался его перестроить и переоформить. Я позвонил в одну из компаний и увидел, как вэн с малярами и оформителями появился на длинной подъездной дорожке. Они подъехали к дому, посмотрели на него, развернулись и уехали. Я просто не мог найти людей, которые бы взялись за здание таких размеров, так что я подвязал подрядчиков, занимавшихся школами. Сейчас вы не в состояний приобрести такую огромную недвижимость, но в те дни она была более доступна. А сейчас это замечательный отель, Килворт Хаус (Kilworth House). Старая комната для снукера стала теперь столовой, а вот оранжерея осталась нетронутой, так как есть только три такие в стране, и существует охранительный закон по ним. Всё что я там делал в то время - выращивал помидоры и некоторые экзотические растения. Но, вполне возможно, что самым экзотическим явлением в том месте тогда был патлатый парень из Аштона, который всего за несколько лет до того делил свою тесную спальню со съёмщиком, явившимся из ниоткуда, где были миллионы ящиков с бобами и телефон, который постоянно исчезал.
Второго января 1973-го года мы вылетели в Новую Зеландию на Нгаруавахийский Музыкальный Фестиваль Мира (Ngaruawahia Music Festival Of Peace) около Гамильтон-Сити (Hamilton City), за которым следовали несколько шоу в Австралии. По пути туда самолёт останавливался в Нью-Дели, в чёртовом Сингапуре и везде по дороге и за её пределами, мы должны были сходить с самолёта, ждать час, садиться опять. Это заняло вечность. Мы напивались в хлам, трезвели, напивались, трезвели...
На этом Нгаруавахийском Фестивале кто-то соорудил гигантский крест и поджог его. Не знаю, зачем это было сделано, но смотрелось хорошо. Что-то ещё вспомнить я не в силах. Дорога запечатлелась в моей памяти, а воспоминания о концерте, должно быть, сгорели вместе с тем крестом.