Высоких мыслей, благостное чувство.
Чего-то, проникающего вглубь,
Чье обиталище – лучи заката,
И океан, и животворный воздух,
И небо синее, и ум людской —
Движение и дух, что направляет
Все мыслящее, все предметы мыслей,
И все пронизывает.
После прочтения поэмы Вордсворта «Аббатство Тинтерн» Сэмюэл Кольридж едва сдерживал восторг. «Мы проникаем в Смысл Вещей, – лихорадочно записывал он в дневнике. – Глубоко переживая, мы делаем свои Мысли неясными – и это то, что мы понимаем под Жизнью – себя… (позвольте мне) думать самому – мыслящему Существу – Идея становится смутной, какой бы она ни была – такой неясной, что я не знаю, что это такое, – но Чувство глубоко и постоянно, и это я называю – отождествление Воспринимающего и Восприятия».
Сильное эстетическое переживание – безмерность океана, как и взгляд на него глазами поэта – сплавляет воедино объект и субъект, воспринимающего и восприятие. Для многих поэтов, музыкантов, художников, а также для их зрителей это мимолетное переживание альтруизма предлагает личное утешение в жизненных невзгодах. Для Вордсворта духовное переживание не связано с официальной религией или даже с существованием Бога. Эстетическое переживание может также привести к остановке потока времени, размывая границу между отдельной личностью и окружающим миром.
Древнегреческий философ Лонгин называл этот аспект эстетического переживания Возвышенным. Отточенное до совершенства искусство риторики или поэзии, заметил Лонгин, часто внушает особую форму благоговения, которая является не просто реакцией на энергию содержания. На самом деле Возвышенное считалась исключительной принадлежностью языка, который обладает силой убеждения своим величием.
Два тысячелетия после смерти Лонгина философы и художники пытаются осмыслить Возвышенное. Почему – и как – красота трансформирует наши взаимоотношения с окружающим миром? В восемнадцатом столетии ряд европейских философов – Иммануил Кант, Джозеф Аддисон и Эдмунд Берк – вернулись к идее Возвышенного, доказывая, что возвышенность отличается от простой красоты: она зависит от переживания ужаса, от «представления о боли и опасности», хотя и особого рода. По словам Аддисона, Возвышенное было «ужасом подходящего вида» и часто вдохновлялось усердной работой в искусстве, музыке или, в ином случае, величественными видами природы: альпийскими пейзажами, яростными штормами, беспредельным морским простором. Такие переживания пробуждают в нас страх, но в то же самое время вызывают в нас ощущение единения с космосом.
Конечно, существуют некоторые противоречия в переживаниях такого рода. По своей природе Возвышенное сплавляет, а возможно, даже аннулирует кажущиеся противоположности: личность и мир; изменение и постоянство; опасность и восторг. Это одновременно подъем и падение, мгновение и вечность; нас влечет к этому с непреодолимой силой, даже если обещает полностью уничтожить тот мир, который мы знаем.