Неожиданно Хемингуэй заинтересовался темой суицида, которую начал обсуждать с доктором Роумом. «Он сказал, что я должен доверять ему; на самом деле он указал, что у меня нет иного выхода, кроме как доверять ему. В подтверждение этого он привел ряд доступных ему способов и сказал, что, если бы он действительно захотел убить себя, то мог бы использовать стеклянное зеркало, ремень; он мог бы припрятать медикаменты и уснуть вечным сном».
«Вы спрашиваете, что еще можно было бы сделать… Не знаю, что еще вы могли бы сделать. Он часто говорил, что понимает, какой он трудный человек, как с ним трудно жить и что вы каким-то образом приладились. Он особенно гордился тем, что вы были способны делить его с неким образом у него в голове – он сам это так называл, и крутил пальцем у виска».
«Думаю, я могу понять, что это для вас значит; все это мертвенно-бледное, ужасное осознание его конца. И все эти бесконечные эхо “почему, почему, почему, почему”. И абсолютно неудовлетворяющий ответ. Такой жестокий конец для человека, который, как мы знали, был таким мягкосердечным. Это ужасный парадокс… По моему суждению, он почти полностью восстановился после депрессии, что оправдывает рекомендации, которые я дал ему при выписке из больницы. Вы добросовестно их выполняли. Я ошибся в оценке риска».
Когда Ральф Хоффман однажды вечером ехал домой с коробочкой купленного навынос дымящегося карри на пассажирском сидении, он заметил, что каждый сигнал светофора на его пути был зеленым: через Чэпел-стрит, вниз до Эльма, весь путь домой.
Хоффман не заметил этих совпадений, пока не обнаружил, что проезжает на разрешающий сигнал четвертый или пятый раз подряд. Это было не похоже на его обычное передвижение по Нью-Хэйвену. «Мне стало жутко. Что здесь происходит? Что за сила удерживает зеленый свет? Если так, то это длится около половины секунды, и у меня параноидная фантазия – убеждение в том, что кто-то манипулирует светофорами».
Хоффман – психиатр и главный врач Йельского Института психиатрии – привел этот анекдотический случай, чтобы описать ощущения психотических пациентов, которые регулярно находят скрытый смысл в самых простых совпадениях. «Если бы у меня была в то время склонность к психозу, – сказал Хоффман, – то я был бы захвачен такой выдающейся цепью совпадений».
Когда я объяснил Хоффману свою теорию захвата, он увидел в моем описании не только ощущения своих пациентов – многие из них страдали от бреда или галлюцинаций, – но также и состояние его собственного рассудка в тот вечер. Захват, предположил Хоффман, становится неизбежной цепной реакцией в нашей жизни: мы придаем значение определенным стимулам, наше внимание постепенно становится все более пристрастным, и мы сканируем окружающее в поисках подобных стимулов. «Это аутокаталитический процесс, – объяснил он. – Как только наше внимание переключается на определенный стимул, мы начинаем распознавать стимулы, ранее для нас невидимые, – и пытаемся расшифровать их смысл, – в нашем окружении, и это только усиливает в нас чрезмерную бдительность». Или же, по словам Хоффмана, пациенты «отыскивают именно те вещи, которые сводят их с ума».