Берега и волны (Бойков) - страница 137

Видишь, чайка взлетела, себя разорвав пополам…
Наши дети на фото в каюте со мною смеются —
Я смотрю, как в тумане, смотрю, будто падаю к вам…
Туманы, туманы — роса океана…
В слепой тесноте напряжённее чувства —
И наша любовь оживает в тумане,
Среди ожиданий, сомнений… и грусти…

Витя вздохнул и сказал совершенно серьёзно:

— Я жену свою вспомнил. Если дойду домой, положу перед ней ромашки. Пусть она улыбнётся…

— Или — заплачет… — Капитан разгладил усы, делающие его похожим на мудрого йога.

— Она улыбнётся мне, капитан! Улыбнётся! Она так улыбнётся…

Гром встал и сказал, как признался:

— На посошок скажу, чтобы всем думать. Меня Миша предупредил, чтобы я молчал об этом. Только я и не понял тогда, почему вам нельзя говорить. А теперь уже надо.

— Говори, Гром.

— Когда меня в машине везли, по радио передали, что Крым и Севастополь — Россия теперь.

— Севастополь? Конечно, Россия! Всегда было.

— Давно не было.

Витя, отрешённо отвернув лицо:

 Так можно в магазин идти?

— Бежать, Витя! Бежать!

Все понимают, что с ним происходит, и не смотрят, как он утирает слёзы.

— В Севастополь?.. Так вот какой Миша? Оберегал меня. Дождь мой… — Капитан жует седые свои усы, усы старого йога, и шепчет слова:

— Переправа, переправа… Спасибо, вождь…

Витя разбрасывает руки, как вождь в халате, и произносит совсем доверительно:

— А я в море не пойду больше! Точно.

— А как же — без моря, тралмастер?

— А я, капитан, может быть, пойду в театр. Актёром. Буду Мишу играть. Он того стоит, ей богу. А я ведь смогу, смотрите! — Он вдруг, совершенно похоже и манерой, и голосом, громко копирует: «Я сам пусть — матрёшка буду. Капитан — во мне. Витка — во мне. Гром и мальчик… Много народ — во мне. Тогда будет — вождь!».

 Паспорта надо… — подыгрывает ему Гром.

 «Сердце твое — главный паспорт. — Его не теряй. Так говорю, капитан?!»

— Да ты — артист, Витёха?! Это я — Гром, тебе говорю. Артист! Все согласны?

Все согласны.

Шпринг стоит рядом со всеми и думает: «Придётся ещё пожить. Смешно. Кем буду теперь? Неужели Дрейк — пират адмирал — на горшке умер? Не верю… А может, и пиратам бывает плохо?»

Капитан вспоминает Севастополь: домой! Там наше солнце.

Витя, голосом Миши, совсем заигрался:

— «Как вождь говорю вам. Все нужны другу! Солнце и кит, песок-океан, поезд-весна, дочь-мальчик… Смерть тоже надо, когда устал очень. Всё надо любить, потому что хотела так мне моя мама. А мама — это и богу на небе тепло…»

Поэт поёт тихо: «Мы вернулись домой, в Севастополь родной…»

— Запел, жених? Собирай силы! — Гром кивает на поэта. — Африканские женщины слабых не любят…