— Морячок, однако… — прокомментировали у трапа.
Потом вспоминали, что был ещё чемодан, бесцветный от старости, лопнувший по старому шву и потому перевязанный скотчем — не путать со «скотч-виски» — не русская штучка! «Морячок, блин!» Была, конечно, (куда без неё в свежее-пост-советские времена?) сетка-авоська. Реликвия! С консервами — рыбными консервами! Бычки жареные в томате, керченские! В Японию?! И газетный сверток с заначкой — грелка с самогонкой — выпить и закусить сразу! Ни одна таможня пронюхать не могла. Газета — смотри политически! — защищала и берегла идейную составляющую: выпил — поговори с товарищем. И газета для этого, как погода для англичанина, повод поддержать тему: «Что-то очень беспокоит меня Гондурас. — А ты его не чеши!».
Помнится (так было принято на любом другом судне вдали от дома) газету освободили от завёрнутых в неё ценностей. Водку давно выпили, грелку спрятали, газету тщательно разгладили, и передавали, перечитывая, месяца два ещё… Из каюты капитана в каюту старшего механика, из машины на мостик, с мостика в грузовой отсек, от вахты до вахты… — «новости из Союза…», слёзная закуска от тоски и бессонницы. Но — это не главное, потому что — не скоро. Ноги в сандалиях — на причале, тело и грудь — винтом вывернуты, так что руки назад в автобусе, а голова повёрнута к нам на палубу:
— Смотрите!
Чемодан и авоська легли на причал. Руки его освободились, и вернулись в салон машины, доставая ещё что-то. Секунда! И «центнер» принял на грудь, взвешивая на широченных ладонях шмат сала и буханку чёрного хлеба.
— Вот тебе и винт-финт, шевели ушами! Что привёз?
И сразу кто-то на палубе вздохнул радостно:
— Орден тебе на грудь, кормилец ты наш!.. Молодец, что не застрял ты в этой автомобильной раковине…
И желтолицый агент улыбался уже не по-японски, улыбкой манекена, а очень даже понятливо нам, мужикам! В любом порту и на всём белом свете есть такое мужское слово «ЗемЕля!».
Мы простояли в Японии ещё неделю. Траулер и часть команды были старые — они продолжали жить свою жизнь: готовиться к рейсу, ходить по вечерам в город, пить японское пиво и русскую самогонку — в Японии было всё, и пели по вечерам под гитару свои самодельные песни:
И шепчешь ты, слова прикрыв рукою:
Иди ко мне, ну, чем ты так смущён?
Я — женщина… Моя судьба — мечтою
Быть для тебя, куда б ты не пришёл…
Я женщина — нельзя мне сделать больно.
Я женщина — летаю и… лечу
От ран, от беспокойства, от покоя…
Прижмусь и я к рыбацкому плечу!
Как хорошо, что я из передряги.
Как хорошо — смотреть — глаза в глаза.