Родители — обыкновенные крестьяне — и впрямь верили всему, что выдумывали дети. Психология воспитания… что это? До нее ли, когда у отцов уборка сменяет сев, рыбалка — баню. А матери — они и в Африке матери.
Парни подкатили к Сашкиному дому, заволокли мотоцикл во двор. Увидали над баней курящуюся трубу и поспешили туда. Иван Иваныч ворожил у каменки, в предбаннике хозяйничал Петр Михалыч. Он резал сальце, хлеб, первые помидорчики, ну и разливал.
— А! Вот и сыны явились! Иван, бросай печку, иди, выпьем за наших героев!
Из бани показалось красное лицо Иван Иваныча, он протиснулся в узкую дверь и уселся подле хозяина:
— Ну что, герои, мы тут ваш подвиг решили отметить, премию. Дуйте в дом за стаканами и присоединяйтесь.
Вместе со стаканами парни захватили и магнитолу. Через пару минут в предбаннике душе стало тесно. Гремела музыка, стучали стопки.
— Что-то вы, хлопцы, какие-то молчаливые, задумчивые. Премию-то получили? Сколько? — поинтересовался Петр Михалыч.
После стопки врать стало легко, и Сашка тут же нашелся:
— Ты что, бать, начальство теперь зажралось. На простых людей всем плевать. Если ты не кооператор, руки не подадут.
На отцовских лицах нарисовалось недоумение. Юрка разъяснил:
— Надоело нам буржуйское добро караулить. Ни почета тебе, ни уважения. Мы жизнью рисковали, а нам… Уволились мы.
Отцы разом возмутились: «Вот сволочи!»
— Ану, сын, где мои галоши?! — взвился Иван Иваныч, — выволакивай «Яву», щас съездим разберемся!
Сашка вмешался:
— Вы что, дядь Вань! Мы же сказали, что рассчитались. Всё. Юрка и выпил уже, куда ему за руль!
Иван Иваныч сел, задумался.
— И то правда… — снял галоши, помолчал.
— Никогда начальство о простых работягах не пеклось. Ну, пусть теперь локти кусают. Где теперь себе таких охранников найдут. Чтоб как свое…
— Точно, Ваня, — разрешился Петр Михалыч, — они пусть локти грызут, а мы гулять будем. Выпить у нас и без их премии есть, банька вот-вот подойдет. Наливай.
И началось. Компания парилась, выпивала и закусывала. Из парной мужики выскакивали на ночной огород, где уже остыла в кадушке вода, обливались. Заботы и обиды прошлого дня прошли, улетучились. Уже за полночь магнитофон надоел. Юркин отец приволок из хаты довоенную тальянку. Когда компании наскучило пьяно везти «Черного ворона», Иван Иваныч вдруг защекотал свою тальянку под бока — уследи-ка за пальцами:
Кыны-кыны,
Кыны-кыпы,
Кыны-кыны,
Хыр-р, хыр-р!
Кыны-кыны,
Кыны-кыны,
Кыны-кыны,
Хыр-р, хыр-р!
В конце «содержательной» музыкальной фразы такие гармони от чего-то обязательно хрюкают.
— Хоп-хоп!
— Давай-давай!