Слегка постучав трубкой о пепельницу, чтобы выбить ее, он продолжал:
Однажды, несколько лет назад, дело касалось
Ривертона, думаю, Леминг, вы его не забыли, я был уверен, что крепко держу Каллагана. И тем не менее это не помешало ему проскользнуть у меня между пальцами!
Леминг открыл рот, чтобы заговорить, но Гринголл жестом остановил его. и продолжал:
— Вы можете мне поверить! Я уверен, Каллаган знает; нам известно, что это письмо вышло из его бюро. Я уверен, что Он этого хотел. И есть, еще одна вещь, в которой я совершенно уверен.
— Вы хотите сказать,— спросил Леминг,— что не следует особенно рассчитывать на этот разговор с директором «Глоб энд Консолидейтед?».
— Безусловно! — ответил Гринголл.— Я уверен, Каллаган не сомневался, что Гервез немедленно известит нас об этом разговоре. Он хотел, чтобы мы знали о нем.
— Но тогда, какую же-он играет игру?
— Не спрашивайте меня, я не знаю! Он играет игру, но какую? Я не знаю! Но не забывайте, что этот человек видит далеко и когда хочет создать соответствующую обстановку, не знает поражений! Все, что он делает, запомните, это для создания обстановки. В этом его техника. Он редко теряет время на рутину, что неизбежно у нас. Он делает все то, что мы не можем делать. Он презирает людей...
Гринголл поднял голову и посмотрел на потолок.
— Вы можете себе представить,— продолжал он,—что с нами будет, если мы будем так поступать? Он рассказывает людям истории наполовину правдивые, наполовину лживые, он заставляет их говорить... и кончает тем, что ставит их вбезвыходное положение, из которого они не могут выйти, если Не скажут ему кое-что из того, что он хочет знать. .
Гринголл сел в кресло, взял карандаш и начал рисовать банан.
— Я начинаю верить,— продолжал он,—что он готовит почву для чего-то. Думаю, то, что он хочет сделать, он сделает, и скоро. Он не может опоздать.
— Но почему, сэр?
— Каллаган,—объяснил Гринголл,—практически заявил, что знает, где находится «корона». Когда он сказал об этом Гервезу, он знал, что тот скажет об этом нам. Если Каллаган так или иначе не проявит себя в течение сорока восьми часов, нам придется действовать. Это ему известно, и я думаю, что это ему не понравится, поскольку, каким странным вам это ни покажется, он очень доверяет полиции.
— Я счастлив это слышать,— с мрачным видом проговорил Шеррик.
Раздался звонок телефону, Гринголл снял трубку.
— Хэлло!
Он поднял голову, чтобы улыбнуться инспекторам, потом, отвечая своему собеседнику, сказал:
— Добрый день, Слим! Я как раз задумался о том, когда же вы мне позвоните!