К тому же, черт возьми, было и искушение поддаться соблазну. В первый раз в своей жизни Кейн получил предложение завести свою собственность, хоть это и было не совсем то, что бы он предпочел, будь у него выбор. Но стоило ему на мгновение представить, что он согласится, перед ним вставал призрак исчезнувших полицейских, и он знал, что никогда не сможет в этом участвовать. И потом, он никогда не сможет купить себе свободу ценой жизни Дэйви.
Но, взглянув на Робина, он понял, что у него нет явной причины отказываться от приглашения на ужин, хотя все в нем протестовало против такого сближения с семьей Томпсон.
Да, но ему все же нужно обнаружить местонахождение Логовища. И больше всего он надеялся на Ники и Робина.
Робин нетерпеливо переминался с ноги на ногу в ожидании ответа.
— Передай сестре, что я с удовольствием приду, — солгал Кейн. Он не хотел задерживать мальчика, но все же спросил:
— Как твой ястреб?
Робин улыбнулся:
— Он начинает немножко посвистывать и поел вчера хорошо. Я сегодня опять иду на охоту. Пошли вместе? — с надеждой предложил он.
— У меня нет ружья.
— Ничего. Энди может одолжить вам свое для охоты.
Кейну больно было видеть в глазах Робина нетерпеливое ожидание. Зря он принес мальчику ястребенка. Чем больше восхищения вызовет он у Робина, тем сильнее тот разочаруется, когда обнаружит, что Кейн использовал его, чтобы погубить его дядю, самого Робина, да и, возможно, его сестру.
— Вряд ли, — произнес Кейн более резко, чем намеревался.
Улыбка исчезла с лица Робина.
— Я не люблю охотиться, — объяснил Кейн, немного смягчив тон. — За мной самим слишком долго охотились.
— А-а, — Робин, разумеется, его не понял. Быть объектом охоты, видимо, казалось ему веселым приключением, а не безрадостной жизнью, полной лишений и постоянного страха. Кейну вспомнились два года, которые он провел как беглец — вечно на ходу, питаясь как попало, без крыши над головой. Он вспомнил, какая безнадежность нахлынула на него, когда его лошадь уже просто не могла скакать дальше и его, беспомощного, окружил отряд полицейских.
Ничего замечательного не было ни в наручниках, которые до крови стерли ему кожу, ни в кандалах, которые надевали на него, когда вели в зал суда и обратно. И пребывание в камере вряд ли можно было назвать веселым, а смерть на виселице — приключением.
Если бы можно было объяснить это Робину. Мальчик, не разобравшись, шел прямиком по той же дорожке, что и он.
Ему хотелось вправить мальчишке мозги, объяснить все как есть. Но это невозможно. Он должен вбить это ему в голову постепенно, все время пытаясь вытянуть из него информацию.