— Я не… я хочу сказать… они сами меня находят… — пробормотала она нерешительно и в то же время с некоторым задором.
— Дэмиен говорит, что ты искала охотника подоить корову.
Она кивнула.
— Чтобы накормить индейского младенца? Ты хоть знаешь, сколько забот и трудностей навлекаешь на свою голову?
— Да, мне все об этом твердят.
— Я полжизни воевал с индейцами, — сказал Кингсли. — Как большинство техасцев. Могу назвать и другие штаты.
— Но не с этим же младенцем сражаться! Ваш племянник Дэмиен сказал, что от индейцев плодятся блохи. Вы тоже придерживаетесь этого убеждения?
— Нет, я так не думаю, — сказал он решительно. — Один из моих лучших погонщиков — Долговязый. Ругатель страшный, но преданный беспредельно.
Он сказал это мягко, почти ласково.
Ну, это уж слишком! Ей совершенно не требуется сочувствие и понимание этого человека! Она не желает, чтобы он ей нравился. Габриэль подавила подступившие к глазам слезы.
— Я сам подою проклятую корову, — сказал Керби. — Я, случалось, занимался этим делом, когда сам еще пешком под стол ходил. Интересно проверить, не потерял ли я с тех пор сноровку?
И прежде чем Габриэль успела что-либо сказать, брезент захлопнулся за Кингсли. Изумленная Габриэль уставилась на место, где он только что стоял. Керби Кингсли сам отправился доить полудикую корову, чтобы накормить всеми отвергаемого младенца! Неужели хладнокровный убийца способен позаботиться об индейском малыше, вообще о каком бы то ни было младенце?
Сердце у нее сжалось. Неужели она все это время ошибалась, а Дрю Камерон был совершенно прав? Но если она ошиблась, то как объяснит Кингсли, что подозревала его?
Ребенок захныкал, и девушка, наклонившись к нему, прошептала:
— Все будет хорошо, малыш. Обещаю. Я не позволю, чтобы тебе причинили зло.
И вдруг у нее потеплело в груди. Ребенок затих и посмотрел на нее большими темными серьезными глазами. Он был такой крошечный, но смотрел на нее удивленно и доверчиво. Он верил ей абсолютно.
А скоро у него будет молоко и теплая постелька. И любовь. Габриэль постарается обеспечить ему все это. Со времени смерти родителей ей некого было любить, и в сердце накопились большие запасы нежности. Да, ей хотелось бы отдать эту нежность Дрю Камерону, но он вряд ли ей это позволит. Он такой жесткий человек, такой циник — и в то же время невероятно нежный и умеющий сочувствовать. К сожалению, он также не умеет прощать.
Габриэль вздохнула и стала устраивать для ребенка постель в большой коробке из-под жестянок с консервированными фруктами, которые Джед приберегал для особых случаев. Она постелила в ящик мешки из-под муки — получился мягкий матрасик, — положила туда младенца, прикрыла его своим сложенным в несколько раз одеялом и выбралась из фургона.