— Девочка моя… Я что-то делаю не так?
Она коротко, жарко тронула ртом его губы и вдруг протянула ему левое запястье, перехваченное широким браслетом.
— Сними!
И зажмурилась. Но даже это не помогло скрыться от его реакции, от леденящего холода, сковавшего его тело, когда он увидел тонкий, неровный розовый рубец.
Было невыносимо прятать дальше ее самую большую ошибку. Полина слишком сильно нуждалась в нем. Ждала его понимания. И очень хотела, чтобы он простил не только ее безрассудную выходку, едва не стоившую жизни, но и себя самого. Потому что не сомневалась, что именно себя он опять обвинит в случившемся. Но любая вина должна была остаться в их жизни только как этот шрам. О нем нельзя навсегда забыть, но боли он уже не причиняет. И навредить не может. Это просто след. Неизбежное напоминание о прошлых ошибках, которые удалось преодолеть. И выжить, несмотря ни на что.
Она ждала, все так же не открывая глаз. Закинув руку на лоб, прекрасно понимая, куда именно устремлен сейчас взгляд ее мужа. Всем своим существом надеясь, что у него хватит сил двинуться дальше.
Медленно, мучительно медленно его губы коснулись запястья, и она наконец-то позволила себе расслабиться. Подалась вперед, прижимаясь к напряженному телу. Сжала коленями его бедра. Вырвала руку из захвата трепещущих губ. Как же приятно перебирать его волосы! Как ей нравится ощущать их под своими пальцами…
Они справятся. На этот раз точно справятся. Легко не будет, но даже в самые сложные минуты присутствие друг друга облегчит любую проблему.
Полина именно это прочитала в его глазах.
— Я все думала, зачем мне диван в кабинете? Даже не садилась на него почти ни разу…
И улыбнулась: ей опять удалось одной только фразой развенчать все его сомнения…
Две недели спустя.ъ.
— Оля, что случилось? — Мирон присел перед ней на корточки, заглядывая в лицо.
Она помотала головой.
— У меня все хорошо…
— Конечно, — он недоверчиво хмыкнул. — Ты от избытка радости худеешь, бледнеешь и прячешь заплаканные глаза. Давай, расскажи мне все…
— Нечего рассказывать.
Ей и в самом деле было нечего ему сказать. Переживания оказались далеко не новы. Одно и то же. Мысли, ощущения. Боль. С самого рассвета, который она слишком часто стала встречать без сна, до глубокой ночи.
Ольга отодвинулась от Мирона, словно это могло как-то уберечь ее от разговора. Но мужчина всерьез намеревался добиться признания.
— Оль… Я хочу знать правду. И ты мне ее расскажешь. Или не выйдешь из этого кабинета.
— Что? Ты силой меня удержишь?
¬¬— Зачем силой? Тебе же самой легче будет, если ты со мной поделишься. Не неси все сама… Не надо…