Она смотрела в сторону и долго колебалась, прежде чем ответить.
— Останусь. Хотя бы пока Быстрому Гарри не станет лучше.
Этого было мало. Как сейчас вернуть ее в Эберни? Окажись она дома, в безопасности, и ее отец может немедля пойти открытой войной на Сазерлендов. А в союзники позвать Эдварда Синклера.
— Я не могу так рисковать, — уговаривал Патрик. — Пойми, слишком много жизней под угрозой. Твоя, Гэвина, наших отцов, наших сородичей. Все наши жизни под угрозой, Марсали. Ты должна даТь мне слово, что не уйдешь, пока я не вернусь. — Он помолчал, во рту стало горько от слов, которые он вынужден произнести. — А если ты не дашь слова, придется мне велеть Хираму держать тебя взаперти в хижине.
Марсали выпрямилась, подняла подбородок, исполненная праведного гнева.
— Я забыла, ты ведь мой тюремщик, — с горечью промолвила она. — Но, клянусь, больше я не допущу подобной ошибки.
Ее слова задели Патрика за живое, но он не подал виду.
— Обещай мне, Марсали, — повторил он. — Прошу, не вынуждай меня к тому, что причинит нам обоим только боль.
В ее глазах мелькнуло сомнение. Неужели она не понимает? Неужели думает, что ему приятно держать ее в плену? Или ей кажется, что, обращаясь с нею вот так, он сам остается совершенно спокоен? Эта мысль потрясла его.
Марсали долго смотрела на лежавшего в беспамятстве на соломенной подстилке Быстрого Гарри, мертвенно-бледного даже в красноватом свете пламени. Потом наконец вздохнула и подняла глаза на Патрика.
— Даю слово, — тусклым, надломленным голосом сказала она.
Взгляд ее стал холодным и безучастным, на губах не осталось и тени улыбки, и Патрик с ужасом подумал, что, выиграв это сражение, он, быть может, проиграл всю войну. Единственную войну, в которой искренне хотел победить.
Гэвин оглядел стадо коров длинношерстной, горской породы. Коровы оказались именно там, где говорил ему Патрик. Не слишком ли все легко получается?
Нет ли здесь ловушки? Он так часто задавал себе этот вопрос, что уже успел затвердить его, как «Отче наш». Что их ждет — да, впрочем, понятно, что, — если Патрик предал его? Но в душе Гэвин ни минуты не верил, что Патрик Сазерленд способен предать того, кого называл другом.
Он оглянулся на своих спутников. Три верных друга-приятеля с детских лет — а значит, Патрику они тоже были друзьями. Гэвин выбирал их с великой осторожностью: все холостые, бездетные, и все связаны так или иначе — кровным родством или дружбой — с кланом Сазерлендов.
К нему подъехал Иэн Ганн, двоюродный брат Гэвина, усмехнулся, блеснув в темноте зубами.
— Давненько я не ходил в набеги, — заметил он. — Ты уверен, что поблизости нет Сазерлендов?