У Гэвина непроизвольно сжались губы. Поздновато у отца проснулось сострадание к родной дочери. Как, впрочем, и у него самого… В нем-то родственные чувства заговорили хотя бы не слишком поздно, и сейчас он готов был отдать все, что имел, лишь бы дожить до настоящей свадьбы своего друга и своей сестры.
— А она согласится? — усомнился отец.
— Джинни? Да она жизнь за Марсали отдаст.
Господи, как противно лгать, подумал Гэвин. Как гадко ощущать собственную нечестность всякий раз, когда приходится обманывать отца. Но теперь он уже и вовсе запутался, в чем же заключается истинная честь: в исполнении долга перед кланом или в повиновении отцу, как подобает хорошему сыну? Жаль, нет у него уверенности Патрика в своей правоте. Или Патрика тоже одолевают сомнения?
Столько лет Гэвину хотелось во всем походить на Патрика — храброго воина, о хитроумии и отваге которого рассказывали легенды. Но Патрик вернулся — и Гэвин смог прочитать по его лицу, какую страшную цену ему пришлось заплатить за его ратные подвиги. Война и мужество не всегда одно и то же. А могут ли честь и бесчестье идти рука об руку?
— Гэвин?
Отец не отводил от него глаз.
— Да, отец?
Старый граф подъехал ближе и положил ему на колено руку.
— Я горжусь тобою, сынок.
Надо же, чуть не проговорился! В эту минуту, сгибаясь под бременем вины, Гэвин вдруг ощутил неодолимую потребность рассказать отцу все — о краже коров, об обручении Марсали, о Быстром Гарри и о своей уверенности в том, что это Синклеры, а не Сазерленды убили их арендаторов и разграбили и сожгли их дома. И даже о догадке Патрика, что тот же Синклер в ответе за позор Маргарет и за ее необъяснимое исчезновение.
По иронии судьбы, к реальности его вернули тоже слова отца:
— Синклер опять спрашивал о Сесили.
— Отец, положа руку на сердце, скажи — ведь ты не отдал бы Сесили за него? — спросил Гэвин, зябко поведя плечами. Почему-то ему вдруг стало холодно.
Отец уставился на него точно на умалишенного.
— Я не нарушу данного Эдварду слова. Но я полагал, ты, так же как и я, считаешь, что Синклер — хорошая партия?
— Это ты так считал, — с нажимом произнес Гэвин. — О том, что думаю я, никогда и речи не заходило. И сейчас я раскаиваюсь, что так долго ждал. Надо было мне раньше заговорить, надо было поспорить с тобой, ведь я знал: Марсали за Эдварда идти не хочет. Я никогда не считал его подходящим для нее мужем.
— А это еще почему? — сощурился отец. Гэвин собрался с духом.
— Синклер всегда был мне подозрителен, — ответил он. — Когда исчезла Маргарет, я позволил горю заглушить эти подозрения. Но ни одной из моих сестер я не желаю быть женою Эдварда и постараюсь, чтобы этого не случилось.