Карачур, к всеобщему удивлению, обратился лишь к одному из них:
— Талгай! Выбери из своей тысячи три сотни лучших воинов и ближе к закату солнца, седлай коней.
Талгай поклонился хану и не спешил выпрямлять спину, пока Великий хан не закончит с ним говорить. Карачур продолжал давать указания:
— Обогнёте город с востока и выйдите к лесу, что к северу от города. Там станете полукольцом и будете ждать обоз с горожанами.
Все с удивлением посмотрели на хана, но открыть рот и перебить хана, ни кто не осмелился.
— Возьмёте с собой факелы. Идти будете бесшумно и ждать тихо. Кто слово скажет, смело руби болтливую голову. Это мой приказ! Как только услышите или увидите обоз, зажигайте факелы. Нападать запрещаю. Увидев, что мы стоим у леса, беглецы повернут назад. Нужно, что бы они вернулись все в город и ни один человек не смог ночью исчезнуть в лесу. Останешься у леса до утра, пока не взойдёт солнце. Тебе всё понятно?
Талгай склонился в поклоне ещё ниже.
— Мне всё понятно мой хан. Я всё сделаю, как ты сказал.
Карачур посмотрел на остальных начальников. Те поклонились ему, не дожидаясь пока хан начнёт с ними говорить. Карачур усмехнулся, увидев такую покорность. Ему это не просто льстило, это была дисциплина. Без этой покорности его армии просто бы не существовало.
— Как только взойдёт солнце, всем седлать коней. Я сам поведу вас на город. Завтра они должны будут либо отдать мне Карту, либо умереть.
Карачур ещё раз посмотрел в сторону города, затем подойдя к своему коню, запрыгнул в седло и погнал галопом коня в становище. Военачальники кинулись следом, догонять своего хана. Через мгновение о визите хана и его тысячников напоминало лишь облако пыли, поднятое копытами коней. Перепуганные посещением столь великих особ, дозорные понемногу приходили в себя.
— Хорошо, что хан не злой был.
— Ты прав. Не миновать бы тогда нам петли.
— Голова на плечах осталась и то хорошо.
Повернувшись в сторону города, они продолжили своё наблюдение за праздником, проходившим на его улицах.
Яркое летнее солнце перевалило через зенит, и день пошёл на убыль. Большой Сбор подходил к концу. Сделав круг по городу, русальцы и их свита возвращались к капищу, что бы закончить праздник. Чем ближе к нему подходила процессия, тем громче и быстрее играли флейты и били барабаны. Пляски русальцев становились всё неистовей. У самого капища, где русальцев встречал главный распорядитель ватафин, стояло, сплетённое из соломы, огромное чучело лошади. Ватафин держал в вытянутой вверх руке зажженный факел. Образовав круг вокруг чучела, русальцы продолжили свой бешенный танец. От барабанной дроби и пронзительного свиста флейт, от крика и восклицаний самих русальцев, закладывало уши. Глядя со стороны, казалось, что люди сошли с ума. Однако, это была их жизнь, их культура. Это было их общение с Богами, в которых они свято верили. Пот покрывал их спрятанные под скуратами лица, глаза горели огнём, а душа рвалась в бесконечность. Неожиданно всё стихло. Над площадью воцарилась тишина. Русальцы в изнеможении упали на землю. В наступившей тишине было слышно, как громко стучат их сердца. Ступая через лежащие на земле тела, к соломенному чучелу с зажженным факелом шёл ватафин. Подойдя к нему, он поднял вверх голову и прокричал: — Слава Богам! После чего поднёс пылающий факел к жертвенному чучелу. Сухая солома моментально вспыхнула, и огромный огненный шар взлетел к небу. Все стоящие на площади в этот момент прокричали призвание Дажьбогу: — УРА! Великий Сбор был закончен. Уставшие люди расходились по своим домам. До выхода обоза оставалось не так много времени.