— А ведь эти ступени ведут к подножию? Я не прав?
Снизу из темноты он услышал ответ Атеона:
— Прав. И тот, о ком говорил Велирад, тоже был прав, указывая на подножие. Так оно и есть. Получается, что сама пещера находится у подножия, но вход в неё расположен гораздо выше.
Стало чуть светлее. То ли глаза привыкли к темноте, то ли действительно в этот проход поступал слабый свет, но Род стал различать и сами ступени, и гладкие стены, аркой выдолбленные в самой скале. Когда он порядком устал от бесконечного спуска, впереди он разглядел спину Атеона. Тот держал в руках длинную палку с намотанной на конце паклей. Пакля была пропитана какой-то смолой, потому быстро воспламенилась от искр кремня. Теперь ступени вели ещё дальше. Под самую гору. Род это скорее почувствовал, чем понял.
— Я такой пещеры отродясь не видывал.
— Ты ещё много чего не видывал. — Атеон с факелом в руке шёл впереди, освещая неровным жёлтым светом, уходящие вниз ступени. — Наберись терпения. Мы почти у цели.
Когда свет факела стал угасать, они вошли в просторную, вырубленную в скале комнату. Факел в руке Атеона погас, но непонятно откуда лившийся свет, позволял чётко видеть убранство этой комнаты. От волнения дыхание Рода стало частым и прерывистым, а ладони рук вспотели от внутреннего напряжения. Воздух в этой пещере был чистым и тёплым. Его тело постепенно отогревалось от бесконечного холода. Прямо посредине комнаты стоял большой круглый стол, сделанный, по-видимому, из лиственницы. Массивная столешница толщиной в локоть, накрывала этот стол. У стола стояли такие же массивные скамьи. Для того, чтобы оторвать одну из них от пола требовалось не мало усилий. В чём, собственно Род и убедился, попробовав передвинуть одну из них ближе к столу.
— Однако, тяжёлая. — Приподняв одну скамью, он тут же опустил её обратно.
Тут же он услышал голос Атеона.
— Той лиственнице, из которой они их сделали, было, я думаю, лет триста. — Атеон с интересом наблюдал за другом. — Тебя кроме стола и скамеек больше ни чего не интересует? Посмотри на стены.
Оставив в покое мебель, Род поднял глаза вверх и начал осматривать стены каменной комнаты. То, что он увидел, повергло его в крайнее изумление.
Постепенно приходя в себя после неожиданного нападения, Талгай приказал развести костры. Темнело быстро. О преследовании обоза не могло быть речи. Стало очевидным, что за его сотнями следили, и этот набег не был случайностью. Засада была хорошо организована, и отходили поселенцы то же организованно, как будто зная, что втягиваться в длительный бой для них нет ни какого смысла. Возможно, их специально заманили в эту ловушку, а обоз идёт совсем другой дорогой. Было о чём призадуматься. Дальше идти по этой дороге не имело смысла. Главным сейчас было одно, понять, куда ушёл обоз. Талгай подошёл к разведённому костру и присел рядом на приготовленную ему подушку из срезанных веток. Рядом с ним, вокруг костра пристроились его сотники. Они молчали, ожидая, когда сам тысячник начнёт разговор. Мешать ему своими разговорами ни кто не хотел, да и не было у них так принято. Когда твой командир думает — молчи. Когда отдаст приказ — молча и быстро его выполняй. А когда спросит твоего слова — отвечай не молчи. Талгай обвёл взглядом своих сотников. Взгляд был тяжёлый и ни чего хорошего не сулил. Сотники старались не смотреть в его глаза. Во всём произошедшем, они винили только себя. Теперь, находясь во власти своего бека Талгая, они ожидали от него примерного наказания. Талгай долго смотрел на них, не зная как ему поступить со своими подчинёнными. В душе он понимал, что они ни в чём не виноваты, но их воинский уклад обязывал наказывать виновных в людских потерях за непредусмотрительность и не способность управлять своими воинами.