Мигая, он ждал на низком крыльце, пока глаза привыкали к свету. Потом он увидел мальчика, сидящего на краю тротуара, и сразу узнал его. Это был Иоси. Они недавно поселились в доме Давида на верхнем этаже. У Иоси было очень красное толстое лицо. Его старшая сестра хромала и носила странные железки на ноге.
— Что это он делает, — подумал Давид, — что у него в руках?
Он спустился с крыльца и неслышно приблизился.
Иоси вытащил механизм будильника из корпуса. Оголенные медные, геометрической формы внутренности тикали, когда он их подталкивал, жужжали и замирали, позванивая.
— Еще может ходить, — обрадовал Иоси Давида.
Давид сел рядом. С интересом смотрел он на блестящие зубчики, которые двигались, тогда как соединяющие их ажурные сердцевинки оставались неподвижными.
— Отчего он ходит? — спросил Давид. (На улице °Н говорил по-английски.)
— Ты что, не видишь? Потому что это машина.
— Аа-а!
— Он будит моего отца утром.
— Моего отца он тоже будит.
— Он говорит, когда надо есть и когда спать. Вот здесь видно, но я снял стрелки.
— А у меня дома есть календарь, — сообщил Давид.
— А у кого нет календаря?
— Я сохраняю свой. У меня уже большая книжка с номерами.
— А кто не может так?
— Но его сделал мой отец, — это была главная деталь в истории с календарем.
— А кто твой отец?
— Он печатник.
— А мой работает в ювелирном магазине. В Брук лине. Ты когда-нибудь жил в Бруклине?
— Нет, покачал головой Давид.
— А мы жили, прямо рядом с папиным магазином на Рейни Авеню. Где работает твой отец?
Давид задумался.
— Не знаю, — признался он наконец, надеясь, что этот вопрос не заинтересует Иоси.
Но Иоси сказал:
— Мне не нравится Браунсвилл. Мне больше нравится Бруклин. Мы там находили сигары в канаве. Мы их бросали в теть и убегали. Кто тебе больше нравится, тети или дяди?
— Тети.
— А мне нравится мой отец, — сказал Иоси, — мать всегда кричит на меня.
Он вставил ноготь между двумя колесиками. Яркая желтая шестеренка вдруг отскочила и упала в канаву у его ног. Он поднял ее и сдул пыль.
— Хочешь?
— Да, — Давид протянул руку.
Иоси уже хотел положить шестеренку на его ладонь но вдруг передумал.
— Нет, она как пенни. Я ее брошу в автомат получу резинку. Вот, возьми лучше эту, — он выудил из кармана шестеренку покрупнее и дал ее Давиду. Она как двадцать пять центов. Пойдем, попробуем.
Давид застеснялся.
— Я должен ждать здесь, пока засвистит свисток.
— Какой свисток?
— На фабрике.
— Ну и что?
— Ну и тогда я смогу пойти домой.
— Почему?
— Потому что они свистят в двенадцать, а потом в пять. Тогда я могу идти.
Иоси моргал, не понимая.