— Ты, глиняная голова! — взревел ребе, — когда ты запомнишь, что бет — это бет, а не вав! Голова, полная грязи, где твои глаза? — Он погрозил толстяку кулаком и поднял со стола указку.
Но через несколько минут была сделана та же самая ошибка и последовала такая же "поправка".
— Чтоб сатана взял отца твоего отца! Помогут тебе удары или нет? Бет, свинья! Бет! Бет, помни, даже тогда, когда ты будешь умирать в судорогах!
Мальчик всхлипнул и стал читать дальше. Но через несколько слов он сделал паузу на страшной грани и, словно нарочно, вновь повторил свою ошибку. Это было последней каплей! Страшный рев вырвался из бороды ребе. Он вцепился в щеки воющего ученика и затряс его голову из стороны в сторону, выкрикивая:
— Бет! Бет! Бет! Чтоб у тебя выкипели мозги! Бет! Создатель всего живого, десять тысяч хедеров в этой земле, а ты выбрал меня, чтобы пытать! Бет! Последний из божьих идиотов! Бет!
Он с такой яростью лупил указкой по столу, что, казалось, вот-вот вгонит ее в дерево. Наконец, указка треснула.
— Сломал! — ликующе объявил кто-то.
Полный ужаса, Давид не понимал, как все это могло быть развлечением для остальных.
— Я не видел, — канючил толстяк, — я не видел. Уже темно.
— Чтоб у тебя в голове потемнело! — продолжал быстро выкрикивать взбешенный ребе, — чтоб у тебя почернело в глазах и пусть судьба твоя будет так черна, что маковое зернышко тебе покажется солнцем. Встать! Вон! А то я вылью на тебя всю горечь души моей!
Громко воя и размазывая слезы по щекам, парень стал слезать со скамейки.
— Оставайся здесь, пока я не разрешу тебе уйти, — крикнул ему ребе, — вытри свой сопливый нос. Ну, что я говорю! Если бы ты мог читать так легко, как писают твои глаза, ты бы и вправду стал ученым!
Мальчик сел, вытер глаза и нос рукавом и перешел на слабое нытье.
Посмотрев в окно, ребе выудил из кармана спички и зажег газовую горелку, торчащую из стены над его головой. Потом уселся, выдвинул ящик стола и вынул новую указку, как две капли воды похожую на сломанную. Давид подумал, что ребе, наверное, выстругивает сам большое количество указок, предвидя их судьбу.
— Подвинься, — приказал ребе толстяку. — Давид Шерл! Иди сюда, мое золотко.
Давид приблизился к нему, дрожа от страха.
— Садись, дитя, — он все еще тяжело дышал от возбуждения. — Не бойся.
Он вытащил из кармана пакет сигаретной бумаги и мешочек с табаком, аккуратно свернул цыгарку, сделал несколько затяжек, потушил ее и положил в пустую коробку. Сердце Давида прыгало от страха.
— Теперь, — ребе раскрыл книгу на последней странице, — покажи свою сообразительность.