— Ну-ка, встань, маленький бездельник! Сейчас же! Сию же секунду! Иди и сядь у двери! Какая наглость!
Она часто произносила это слово, и Давид недоумевал, что бы оно могло значить. Потом она отрыгнула, что всегда с ней случалось, когда ее выводили из себя.
Но и на новом месте он не мог усидеть спокойно: катал украдкой карандаш подошвой по полу, пытался связать узлом волоски, упавшие на страницу книги. Он ждал и ждал, но когда все это кончилось, ему не стало легче. Темнело, и холодный ветер кружил пыль и бумажные клочья в канаве. Дворник натягивал свой черный дождевик. Погода обманула его, вот и все! Теперь ему было некуда идти. Он промокнет. Разве что прийти раньше всех в хедер. Безутешный, он пересек улицу.
Но откуда мама знала утром, что будет дождь? Она подошла к окну, выглянула и сказала, что солнце поднялось слишком рано. Ну и что?..
Из-под его ног вспорхнул газетный лист, подхваченный порывом влажного ветра, и унесся, кружась, в небо. Он пошел быстрее. Над окнами магазинов хлопали и раздувались полотняные навесы. С криком промчался мальчик, в погоне за своей шапкой.
— Уй! Смотри! — возглас заставил его обернуться.
— Стыдно! Стыдно! Панталоны видно, — запел хор мальчиков и девочек.
Красная и хихикающая рослая девица одергивала непослушные волны своей юбки. Над острыми коленями на пухлых бедрах обозначились белые панталоны. Ветер ослабел, и юбка, наконец, опустилась. Давид отвернулся, испытывая слабость от отвращения, вспышку забытого ужаса. Анни в шкафу, кныш. Фу! Один раз он видел, как сносились собаки. Фу! Какой-то дядя облил их водой. Стыд! Стыд!
— Софа! — закричали сверху, — Софа!
— Да! — отозвалась девица.
— Иди домой, а то сейчас получишь!
Капля дождя упала на подбородок.
— Началось!
Он зажал книги под мышкой и пустился быстрым шагом.
— Скорее, пока не промок.
На пороге хедера он оглянулся. Черные тротуары были пусты. Дети, собравшиеся в подворотне, кричали монотонными голосами:
— Дождь, дождь, уходи, лучше завтра приходи. Дождь, дождь...
Давид толкнул дверь и ринулся в комнату, укрываясь от капель. Ребе, державший зажженную спичку у газовой горелки, оглянулся:
— Чтоб этот год был черным для тебя! — прорычал он, — не можешь войти, как человек?
Ничего не ответив, Давид занял свое место. За что он кричит на него? Он не хотел сделать ничего дурного. Горелка вспыхнула, и Давид увидел еще одного ученика. Это был Мендель. Он сидел перед столом ребе, подпирая голову руками. Его шея была обернута толстым слоем бинтов. Все говорили, что он счастливчик, потому что у него на шее карбункул, и он из-за этого не ходил в школу. Целую неделю он приходил в хедер раньше всех. Давид подумал, не сесть ли рядом с ним. Ребе был не в духе. Но он все же решился попробовать и тихо скользнул на скамейку рядом с Менделем. В нос ударил резкий запах лекарств.