Лютер засмеялся.
— И это все, что вы видели до того, как попали в эту суматоху?
— Я и здесь мало что вижу. Я знаю, что живу в номере сто двадцать шесть по Бадде Стрит...
— Бахдей Стрит! — поправил ее муж, — тысячу раз говорил тебе.
— Бадде Стрит, — продолжала она виновато.
Муж пожал плечами.
— Такое странное название — "ванная улица" по— немецки. Ну вот. Я знаю, что слева от меня есть церковь, справа овощной рынок, сзади железнодорожные пути и впереди, через несколько домов, магазинная витрина, замазанная известью, а на извести рожицы, нарисованные славными детишками. В этих пределах лежит моя Америка, и, если я пойду дальше, я заблужусь. Даже, — засмеялась она, — если вымоют эту витрину, я не найду дороги домой.
Отец сделал нетерпеливый жест.
— Что касается еврейских пьес, — сказал он, — так я видел одну, когда мы с отцом были в Лемберге на большом базаре. Она называлась "Месть Самсона". Мне очень понравилось.
— А я хожу в театр, чтобы посмеяться, — сказал Лютер. — Зачем ходить туда переживать, когда сама жизнь — сплошная пытка? Нет, покажите мне лучше какого-нибудь шутника или ужимки смазливой девицы.
— Меня это мало интересует, — коротко сказал отец.
— Ну, я тоже не схожу от этого с ума, понимаешь, я просто говорю, что если у человека плохое настроение, это помогает. А вы не считаете, что смех лечит душу, миссис Шерл?
— Думаю, что да.
— Вот, видишь! О, слушайте, у меня есть идея. Ты знаешь этот Народный театр, для которого Долман печатает афиши? На их сцене никогда не обходится без слез. Как минимум одна хорошая смерть в вечер. Если тебе нравятся такие пьесы, я могу поговорить с агентом, или как он там называется, и выдавить из него месячный пропуск. Они каждую неделю ставят что-нибудь новое.
— Не знаю, стоит ли, — пробормотал отец в мрачном сомнении.
— Конечно, нужно! И никаких хлопот. Не будет стоить ни цента. Я достану пропуск на двоих, вот увидишь. Жалко, что я не знал раньше.
— Не беспокойтесь обо мне, — сказала мама, — большое спасибо, но я вряд ли смогу уйти и оставить Давида одного.
— О, с этим мы как-нибудь справимся! — успокоил он ее. — Это наименьшая из ваших забот. Но сначала надо достать пропуск.
В тот вечер Лютер ушел рано, до того, как Давида уложили в постель. И когда он ушел, отец сказал маме:
— Ну что, ошибался я, когда утверждал, что этот человек — мой друг? Ошибался? Этот парень знает, как выражать дружбу и здесь, и в типографии. Скажи, могу я определить человека — порядочный он или нет?
— Можешь, — мягко ответила мать.
— И ты с этой твоей боязнью впустить в дом чужого человека! — продолжал он презрительно. — Могла бы ты иметь лучшего постояльца, чем он?