— Мне достаточно того, что я вижу. И я знаю лучше тебя, какое ему нужно лекарство.
Мать молчала.
— Может быть, ты еще скажешь, что ему нужен Доктор?
— Может быть, он...
Но кто-то постучал. Она смолкла, подошла к двери и открыла ее. Вошел Иоси. У него в руках была деревянная вешалка.
— Мама хочет, чтобы вы поднялись, — сказал он на идиш.
Мать Давида недовольно вскинула голову.
— Ты уже начала шляться? — спросил отец с отвращением. — Всего несколько дней назад у тебя вообще не было соседей.
— Я только раз у них была, — оправдывалась она и сказала Иоси: — Скажи маме, что я не могу сейчас прийти.
— Она ждет вас, — возразил тот без всяких эмоций, — хочет показать вам новое платье.
— Не сейчас.
— Я не пойду домой, — Иоси перешел на английский, чтобы избежать дальнейших обсуждений, — я буду здесь. И, очевидно, удовлетворенный выполненной миссией, он подошел к несчастному Давиду, все еще сидящему у печки. — Смотри, что у меня есть — лук и стрела, — он помахал вешалкой.
— Мне придется пойти, всего на минуту, — сказала мать, — здесь ребенок, она будет беспокоиться.
— Иди! Иди! — зло сказал отец. — Что я, держу тебя?
Он взял газету, вытащил спичку из коробка, шагнул в гостиную и захлопнул дверь. Давид слышал, как он опустился на кушетку.
— Я вернусь через минуту, — устало сказала мать, безысходно глядя вслед мужу. Затем ушла.
— Хочешь играть? — спросил Иоси после паузы.
— Не хочу, — сердито ответил Давид.
— Это почему?
— Потому что не хочу, — он с неприязнью посмотрел на вешалку. Она была в их шкафу. Она была заразная.
— Ну, давай, — и, поняв, что ему не удалось убедить Давида: — Тогда я буду в тебя стрелять, — погрозил он, — сейчас увидишь.
Он поднял вешалку и натянул воображаемую тетиву.
— Бах! Я индеец. У тебя нет лука и стрелы, и я убью тебя. Прямо в глаз. Почему ты не хочешь играть?
— Я не хочу.
— Почему у тебя нет лука и стрелы?
— Отстань!
— Тогда я опять в тебя выстрелю, — он бросился на пол, — бах! Прямо в глаз. Ты убит!
— Уходи!
— Не хочу уходить, — Иоси начал злиться. — Сколько хочу, столько и буду стрелять. А ты трус.
Давид молчал. Его начало трясти.
— Я даже могу ударить тебя томагавком, — продолжал Иоси, — ты трус, — он пополз: — Сейчас увидишь. Как дам тебе томагавком! — он держал вешалку за конец. — Боишься меня?
— Убирайся отсюда! — прошипел Давид. — Иди к себе домой.
— Не хочу, — свирепо сказал Иоси. — Я буду с тобой драться. Сейчас увидишь.
Он отвел руку. "Бах!" Конец вешалки ударил Давида по колену. Боль пронзила его тело. Он вскрикнул. В следующее мгновение он изо всех сил ударил Иоси ногой по лицу. Иоси упал на руки. Он открыл рот, но не произнес ни звука. Он вылупил глаза, как будто задыхался, и, к ужасу Давида, у Иоси под носом появилась кровь. За мгновение, показавшееся Давиду годом, кровь медленно собралась над верхней губой Иоси. Внезапно тот вздохнул. Звук был короткий и неожиданный, как будто камень упал в воду. Осторожно поднял руку и коснулся красной капли на губе. Когда он увидел след крови на конце пальца, его лицо перекосилось от ужаса, и он издал самый пронзительный вопль, какой приводилось Давиду когда-либо слышать. Такой пронзительный, что Давид почувствовал, как напряглось его собственное горло, словно крик рвался из него, и он старался подавить его. С ужасом вспомнив, что отец был в соседней комнате, он вскочил на ноги.