Небо сужалось. Дома сомкнули свои ряды. Над головой стайка голубей, как бы нанизанных на провода между столбами, трогала одинокую сдержанную струну своих голосов. Серая кошка на крыльце перестала лизать лапу и грозно смотрела на голубей. Потом она уставилась на проходящего мимо Давида.
...Наверное, будет молоко, когда он придет домой. Или простокваша. Ух! Накрошить в нее хлеб. С сыром. М-м-м! Яйца со сметаной. Что еще со сметаной? Борщ... Клубника... Редиска... Бананы... Борщ, клубника, редиска, бананы. Борщ, клубника, яблоки и штрудель. Нет. Их не едят со сметаной. Сметана! Люблю ее, люблю ее, люблю ее. Я — ее — люблю. Я люблю пирог и не люблю селедку. Я люблю пирог, но не люблю что? Я люблю пирог, но я не люблю, люблю, люблю селедку. Я не, я не... Сколько же еще идти?
Опять появились тротуары.
...Лютер любит селедку, а я не люблю Лютера. Лютер любит селедку, а я не люблю Лютера. Лютер любит... придет он сегодня вечером? Может быть, он сказал. Может быть, он не придет. Лучше бы он никогда не приходил. Никогда, никогда, только в воскресенье утром... Сколько же еще идти?
Он всматривался в улицы впереди. Которая из них? Которая из них была такая длинная? Длинная улица, много деревянных домов. На этой стороне. Да. Еще один угол. И сразу, сразу, сразу дома... Эта?.. Не похоже... Следующая, точно... Один маленький дом... два — маленький дом... три — маленький дом... Вот и угол, вот и угол... Здесь? Эта? Да. Немного непохоже. Нет. Она. Деревянные дома. Да.
Он повернул за угол и заспешил к следующему углу.
...Это она! Но она выглядела немного не так. Хотя это она... Но в конце квартала неуверенность не исчезала. Хоть он осматривал каждый дом на перекрестке, он не мог вспомнить, был ли он здесь. Все улицы были одинаковы: деревянные дома и узкие тротуары справа и слева. Уныние и страх наполнили его душу.
...Думал — эта. Нет. Может быть, проскочил две. Тогда, когда бежал. Не смотрел и минул две. Тогда следующая. Сейчас найду. Мама ждет. Следующая. Быстро. Должна быть...
Он пустился усталой рысцой.
...Ну, конечно, следующая. Большой желтый дом на углу. Он видел его, видел. Там моя улица. А вдруг... вдруг это не она. Должна быть! Должна!
Он побежал быстрее, чувствуя рядом с собой мягкие ступни подкрадывающегося страха. Следующий угол может оказаться или приютом или ловушкой, и, приближаясь к нему, Давид бежал все быстрее, как обложенный флагами волк.
...Где же? Где она?..
Но и эта улица была чужая, как все остальные. Он не закричал и не заплакал. Он смотрел перед собой. Рухнула последняя надежда. Потом он повернулся, как в трансе, подошел к железной загородке перед каким-то подвалом, прижался лбом к холодному железу и заплакал от невыносимой муки.