Надо двигаться дальше. Подходим. Впереди разрушенные стены, остатки массивных ворот и сторожевых башен. Повсюду изуродованные людские останки. Некоторые обгорели до костей, на некоторых сохраняются части кожи и даже одежды. Не выдерживаю ужасающего зрелища и еще более ужасающего запаха, отбегаю в сторону, меня выворачивает, в ушах звенит пустота. На глазах стоят слезы, вытираю их перепачканной в чьей-то крови ладонью, размазываю кровь по щекам. В нос ударяет запах железа, опять рвет. Не могу сделать ни шага. Рядом стоит Барри, что-то говорит, ничего не слышу, рыдания душат меня изнутри, готова упасть на колени, и молить о прощении, даже не знаю за что, невыносимо. Еще одна волна дурноты. Барри протягивает мне флягу, отпиваю его варево, уже не так дерет горло. Уже лучше, еще глоточек и смогу идти вперед. Вокруг все ужаснее, мои спутники о чем-то говорят, но я не слышу, я только в ужасе осматриваюсь: на каждом шагу во всем своем ужасе предстают различные картины смерти, вот кто-то пытался кого-то укрыть своим телом, они так и замерли, уже навсегда, их кости почернели, обуглились, но позы сохранились, как в ужасном танце, каждый танцор замер в своей позе, в той позе, в какой его настигла смерть. Вот кто-то пытался бежать, но, видимо, сбежать от этого было невозможно. Вот стоит воин, он не повернулся спиной к опасности, он встретил смерть, как и положено лицом к лицу и сжимая в руках бесполезный, но поднятый для атаки меч. Вечная тебе память неизвестный солдат. Не могу больше сдерживать рыдания. Падаю на колени, закрывая лицо руками, меня трясет нервная дрожь. Запах крепкой настойки, Барри опять протягивает мне фляжку. Пью. Смотрю на Кару, она молчит. Она сильнее меня, она не плачет, она лишь жует губы в ненависти к тому, кто это все сделал. Инариэль тоже не показывает эмоций. Проходя мимо очередной застывшей в огне статуи что-то колдует, огонь опутывающий статую исчезает, статуя больше не горит, теперь останки можно будет придать земле. Он старается помогать всем. Теперь все молчат, никто не говорит ни слова, все думают каждый о своем. Кара злится, Инариэль — скорбит, Барри — я не знаю, что он делает, нянчится со мной, то и дело подсовывая мне флягу. Он тоже так скорбит — понимаю я, все мы — это всего лишь суть самой скорби. Продвигаемся очень медленно, вот подошли к воротам. Тут нас нагнал авангард основных войск. Я не вижу ничего, меня, как магнитом тянет внутрь, там должен быть разлом с его золотым маревом. Здесь нет демонов. Почему?
— Инариэль!!!! — я кричу, потому что не слышу себя.